Андрэ Нортон - Тройка мечей [сборник litres]

Тирта облизала губы.

– Так, значит, все началось с изгнания…

И снова это не было вопросом. Мысли ее так и бурлили. Неужели истоки тайны, приведшей ее сюда, кроются именно в этом?

Сокольник оценивающе посмотрел на нее, и Тирта подумала, что ей впервые удалось отвлечь его от мыслей о своих проблемах, в которые он был погружен с самой их встречи. Он согласился служить ей оружием – и весьма эффективным, – но его нимало не интересовало, что же заставляет ее идти на юг.

– Древняя раса… – Он помолчал, отхватил лапой еще кусок дерева и подбросил его в огонь. – У них были свои секреты. Возможно, один из них и позволял поддерживать надежный мир. Говорят, будто до того, как кольдеры-захватчики свели герцога Ивиана с ума и сделали одним из своих живых мертвецов, люди относились к Древней расе с благоговением и опаской, и само их присутствие – как бы мало их ни было – сдерживало преступность. Потом герцог объявил людей Древней расы вне закона и тем самым показал, что их тоже можно убить, как любого другого, а ведь были те, кто всегда ненавидел их и завидовал им. Они дали волю своей ненависти. Еще и кольдеры, одержимые, стремились разжечь резню. Хотя зачем я это рассказываю? Мы ведь говорим о твоем народе, разве нет?

– Да. – Она могла быть столь же краткой, как и он. Тирте вдруг захотелось позабыть о благоразумии, но она пока сомневалась, как лучше действовать. Потом она добавила: – Ястребиный Утес находился в Карстене. Как видишь, я из народа, который Ивиан попытался уничтожить в том краю, где он сам и его соплеменники были чужаками и захватчиками.

– Доля, к которой ты возвращаешься, не легче доли изгнанников. Ничего не изменилось. Слишком много людей было схвачено и убито – и слишком много тех, кто наживался на этом.

Непохоже, чтобы это сильно его волновало. Скорее, он хотел дать понять, что они – всего лишь попутчики, связанные только на краткий срок.

– Мы усвоили урок. – Тирта отгрызала каждое слово, как человек перегрызает путы. – В Карстене нам нельзя доверять никому. И все же мне нужно туда.

Откровенничать сверх этого она не собиралась. Они заключили договор о службе лишь на определенное время. Не было никаких причин полагать, что после гор ему захочется пойти дальше. Да и вообще он не тот человек, с которым ей захотелось бы делиться своими тайнами – учитывая, кто он такой.

Так что Тирта развернула свой плащ, закуталась в него, подложила под голову одну из седельных сумок и прежде, чем решительно закрыть глаза, сказала:

– Дежурить будем по очереди. Разбуди меня, когда взойдет красная звезда.

Сокольник склонил голову, соглашаясь – хотя Тирта и сомневалась в его согласии – разделить с ней, как с товарищем, необходимые в любом пути обязанности. Пока она старалась заснуть, очистив по мере сил разум, ее спутник даже руки не протянул к свернутому одеялу, части его снаряжения – так и сидел у костра. Отблески огня играли на железной лапе, то выхватывали из темноты, то снова прятали его красиво вылепленное лицо – маску, не уступающую в бесстрастности шлему, который он носил днем.

Тирта заставила себя заснуть, но сон оказался не без сновидений. К ней пришло видение – или их череда, – преследовавшие ее много лет, так, что она запомнила все до мельчайших подробностей и могла все описать и даже в какой-то мере понять, что все это значит. Она знала, что это истинный сон, часть Прозрения. Пускай она не Мудрая, но все же она истинная дочь Древней расы, и она никогда не верила, что в ее крови нет ни капли Силы, пусть даже ее соотечественницы и не сохранили всех тех знаний, какими владела их родня в Эсткарпе.

Их народ истаял из-за Силы. Ведь колдуньи гордились своим Даром и не желали отказываться от него ради мужчин. В результате детей рождалось все меньше, и народ едва не исчез совсем из-за их гордыни. Однако же после того, как колдуньи объединили свои силы ради Преображения, их последней великой битвы, и большинство из них умерло – их тела не вынесли тех сил, которые колдуньи призвали и направляли, – кое-что изменилось.

Нынешний правитель Эсткарпа, Корис Гормский, состоял с ними лишь в дальнем родстве. А еще были Трегарты, охраняющие северные пределы, – прежде под их рукой находились вот эти самые горы, где она устроилась на ночь. Чужеземец Саймон Трегарт вообще не имел родни здесь. Его супруга была колдуньей-отступницей, которую в свое время изгнали за то, что она предпочла своему Дару замужество, и которая неким неизъяснимым образом не лишилась его в браке. Эта троица правила Эсткарпом, и влияние их было велико. Девочек больше не забирали в колдуньи – не считая тех, чей Дар был так велик, что они расставались с прежней жизнью по собственной воле. Народы смешивались между собой, все больше становилось тех, кто вступал в брак и делил супружеское ложе. Кровь тех, кто охранял границы, смешивалась с кровью сулькарцев и их родни в Эсткарпе. В усадьбах появлялось все больше детей. Установились некие связи с таинственным востоком – Эскором. Дети Саймона Трегарта и его супруги отправились туда – искать, откуда пошел их род. Там все еще шла война – но это была война с древним Злом. Не будь Тирта той, кто она есть, возможно, ее бы тоже тянуло на восток.

Ее тянуло! Она снова легко шла по широкому полутемному коридору, освещенному лишь настенными жезлами-светильниками – они никогда не гасли, но их секрет был давно утерян. Там тени двигались среди теней и жили собственной жизнью. Но Тирте было безразлично, что они делают и почему.

Девушка никогда не шла этим путем наяву, но знала его лучше, чем множество других мест, где бывала в реальности. Она сроднилась с ним, как ни с каким другим, во сне или наяву. Тирта приходила сюда во снах с самого детства, и это место всегда оставалось неизменным, лишь держало ее все сильнее и крепче, становилось реальнее, чем вся остальная жизнь.

Это был зал крепости – почти такой же древней, как стены самого Эсткарпа. У стола стояли высокие кресла для лорда и леди. Вокруг собрались неясные призрачные тени. Тирта знала, что здесь происходит некая официальная встреча; она не слышала слов, но обсуждалось что-то очень важное.

Внимание ее в основном было приковано к тому, что стояло на столе, посередине между двумя креслами с высокой спинкой. Эта вещь выглядела реальной, ее было прекрасно видно! Это была шкатулка с откинутой крышкой, и от нее исходил свет. Покрывающая ее резьба не была неподвижной, как полагалось бы, – она словно обладала собственной жизнью и целью. Казалось, будто она изменяется, ползет, движется, так что Тирта не могла толком разобрать, что же там изображено. Иногда ей удавалось что-то ухватить, и ей казалось, что это слова и символы Силы.