Андрэ Нортон - Тройка мечей [сборник litres]

Шаг за шагом люди шли вперед, стараясь постоянно выставлять мысленно напоказ свои добрые намерения. В конце концов конь отступил в сторону и позволил им подойти к человеку, лежавшему на окровавленной траве. На нем была кожаная дорожная одежда жителя низин, а поверх нее – кольчуга. Прорехи кольчуги были заделаны кольцами чуть большего размера, и все равно она была лучше основной массы доспехов, которые можно было купить в нынешнее время. Голова лежавшего была обнажена, свалившийся шлем откатился в сторону. Но лица все равно не было видно – лишь спутанные черные волосы, – ибо неизвестный лежал ничком.

Одна нога была вся в крови, и еще больше крови натекло на плечо из раны на шее. Сокольник опустился на колени и перевернул незнакомца; тело повернулось единым движением, словно окоченевшее.

Лицо неизвестного оказалось молодым – по меркам Древней расы; оно было искажено болью или, скорее, предсмертной мукой. Тирта заметила кое-что у него на груди, на кольчуге, и ахнула. Мертвец ее не удивил – ей часто доводилось видеть смерть, и в куда более уродливых обличьях, чем здесь.

Но никто из виденных ею прежде покойников не носил металлического знака наподобие украшения с церемониальной одежды. А сейчас ее глазам предстал ястреб с разинутым клювом, тот самый, что был ее единственной опорой. Ястребиный Утес. Но Ястребиный Утес – это она! Кто этот чужак, осмелившийся носить герб – ее единственное наследство?

Девушка наклонилась и принялась рассматривать знак, стараясь отыскать хоть какое-нибудь различие. Но гербы Дома были гордостью и сокровищем каждого клана, и чтобы кто-то скопировал или надел чужой герб? Такое неслыханное дело никому бы даже в голову не пришло!

– Твой родственник? – Голос сокольника звучал холодно и оценивающе.

Тирта покачала головой. Отрицать наличие знака было невозможно. Может быть, знак привез сюда какой-то беженец из Карстена, а потом его обворовали, ограбили, или даже он его отдал? Нет, никто не отдал бы знак Дома с головой ястреба! Это немыслимо!

– У меня нет родственников, – ответила она, надеясь, что говорит так же холодно и ровно, как ее спутник. – Я не знаю ни этого человека, ни причин, по которым он носил герб, на который не имел права. Это не знак вассала – это герб главы Дома. – В этом Тирта была уверена. – И хотя Дома больше не существует, единственная его наследница – я!

Она оторвала взгляд от этого необъяснимого символа и посмотрела на сокольника, прямо в глаза с желтыми искорками. Возможно, он, как и его соплеменники, считает, что все женщины – безнравственные лгуньи. Возможно, она не сумеет доказать, что говорит правду. Что ж, тогда пускай уходит. Но она – Ястребиный Утес, и она докажет это, когда придет время.

Они обыскали мертвеца, но не нашли ничего такого, чего не мог бы иметь при себе любой пустой щит, уезжающий из Эсткарпа по какому-то частному делу. Раны его, по утверждению сокольника, были нанесены не сталью и не холодным оружием, а зубами и когтями. К удивлению Тирты, при мертвеце не оказалось никакого оружия. Да, на нем была перевязь, но ножны были пусты, как и все петли для дротиков. Но не мог же он отправиться в этот опасный горный край безоружным! Может, его ограбили после смерти? Если так, то почему грабитель не увел торгиана? И что за враг путешествовал в компании с клыкастым и когтистым охотником?

Конь время от времени фыркал и рыл копытами землю, но держался в отдалении. На легком седле у него висела пара дорожных сумок – они стали следующим, что привлекло внимание Тирты. Если бы торгиан позволил снять эти сумки, они могли бы узнать о покойнике что-нибудь еще.

Сокольник утверждал, что мертвец пролежал тут некоторое время, судя по трупному окоченению. Странно, что до него не добрались никакие падальщики, кроме тучи мух, – видимо, их отгонял торгиан.

Поскольку никаких инструментов у них с собой не было, сокольник принялся рубить дерн мечом, а Тирта вытаскивала комья и складывала сбоку. Могила получилась мелкая, но они сделали все, что могли. Когда они положили покойника в могилу, девушка накрыла ему лицо платком, которым повязывала голову во время непогоды. Она помогла завалить могилу землей, а потом еще натаскала с берега ручья камней. Когда они покончили с этим делом, Тирта встала и задумчиво оглядела сооруженный ими могильный холмик.

Привычно облизнув нижнюю губу, она поискала подходящие слова. Это не было то официальное прощание, которое она много раз слышала еще в детстве, но ничего лучшего сейчас она придумать не смогла.

– Да будет твой сон сладок, незнакомец, да будет твой путь ровным, пусть твое желание исполнится и ты обретешь покой.

Она встала и взяла белый, почти круглый камень, – видимо, обкатанный водой; она нарочно отложила его в сторонку и теперь поместила в головах умершего, как будто действительно была его близкой родственницей. На камне не было знаков древней Силы, и она не могла вдохнуть в него какое-нибудь заклинание освобождения, но за последние суровые годы Тирта пришла к убеждению, что все эти формальности нужны, чтобы хоть немного облегчить горе родственников, а не тому, кто и так уже ушел в Долгий путь и, быть может, вообще уже позабыл этот мир и стремится к тому, что лежит впереди.

Она ничего не знала о верованиях сокольников – ни касательно этой жизни, ни о том, что лежит за ее пределами, – но сейчас ее спутник поднял свой меч рукоятью вверх, держа за клинок. Потом он развернул полосу стали горизонтально и обвел могилу рукоятью, хриплым полушепотом произнося непонятные ей слова.

Потом они оглянулись на коня. Казалось, будто похороны хозяина, как ни странно, развеяли гнев, заставлявший животное буйствовать и держаться настороже. Конь отошел и принялся неуклюже пастись, у него явно было что-то не в порядке со ртом. Тирта медленно, осторожно подошла к нему и остановилась, когда тот поднял голову и посмотрел на нее.

От коня больше не исходило ощущения страха или ненависти. Тирта спокойно приблизилась и сняла с него седельные сумки, а сокольник тем временем занялся самим конем – снял седло и уздечку и протер жесткую шерсть в пятнах засохшей крови.

В сумках обнаружился сверток с дорожным хлебом и второй, с сушеным мясом, оба очень скромные, и завернутые в грубую ткань сушеные ягоды хук, слипшиеся в комок. Под ними лежала потертая фляжка с прихотливым металлическим покрытием, поцарапанная и помятая. Тирта вытащила пробку и почувствовала запах огненного зернового спирта – он мог не только согреть изнутри замерзшего человека, но и был не менее полезен для обработки ран и предотвращения гангрены.

Девушка повертела флягу в руках, рассматривая ее отделку. Это явно была работа людей Древней расы, и сделали ее в Карстене, судя по тому, какой старой она выглядела. Однако же в узоре не было ничего уникального – и уж точно никакого герба.