Андрэ Нортон - Тройка мечей [сборник litres]

Они вернулись в поросшие лесом холмы, и снова сокольник двигался первым. Там они поехали медленнее, и ее спутник принимал меры предосторожности, уместные для тех, кого преследуют; он время от времени спешивался, срывал ветку с листвой и заметал следы, петлял и использовал все преимущества местности и любое укрытие, какое та могла предложить.

Сокол время от времени улетал и возвращался с докладом. И хотя мужчина не переводил сообщения, которые тот приносил, Тирта догадывалась, что прямо сейчас им не грозит никакая опасность.

Ребенок неподвижно лежал у нее на руках. Порой Тирта пыталась преодолеть возведенный ужасом барьер вокруг его разума и отчаянно сожалела, что так мало знает и не может ему помочь. Она опасалась, что, если сознание утрачено навсегда, вслед за ним может исчезнуть и воля к жизни, а шансы на это были велики. И тогда наступит смерть. Может, это и было бы милосердным концом, но Тирта знала, что будет бороться за эту жизнь изо всех сил.

Около полудня они добрались до места, которое сокольник счел пока что безопасным, и остановились. Воды тут не было, но заросли травы вполне устроили лошадей и торгиана. Подобие укрытия, образованного камнями, скрывало их от любого взгляда, кроме разве что самого пристального.

Тирта села, пристроив ребенка у себя на коленях. Маленькое тельце, все еще невидимое, было таким холодным, когда она впервые взяла его на руки, а теперь сделалось теплым, слишком теплым! Она осторожно убрала тонкие, мокрые от пота волосы и положила ладонь на обжигающе горячий лоб. Потом она отыскала маленький чуть приоткрытый рот и сумела влить в него немного воды из своей фляги. Послышался слабый глоток – первый за все время обнадеживающий знак, – и она поспешила дать еще воды своему подопечному.

Все это время она лихорадочно размышляла. Разрушить столь сильные чары – нет, это ей не по зубам. Но с другой стороны, существовали заклинания изменения формы, ограниченные по времени. Девушка сжала зубы, чтобы не выругаться, хотя ругательства, выученные за время скитаний, могли бы сейчас облегчить напряжение гнева и бессилия.

Сокольник обустроил лагерь, как сумел, присел рядом с ней и снял шлем, словно бы решив, что полумаска шлема слишком загораживает обзор.

– Что с ним? Что его держит? – спросил он.

– Я думаю, иллюзия. – Она ни в чем не была уверена. – Его могли отнести туда, чтобы спрятать, – ты же видел следы на поле, там на кого-то охотились. Возможно, его мать обладала неким талантом. Если она достаточно сильно испугалась, она могла наложить какое-то заклинание, чтобы спрятать ребенка, и даже могла позволить, чтобы ее схватили…

– Нынешние карстенцы не владеют колдовством, – заметил сокольник. – А Древнюю расу…

– Здесь давно прокляли и погубили, знаю. Но это не значит, что старая кровь не могла где-то затаиться. Кроме того, мы можем вступать в брак с другими народами и порождать детей. Скажем, некоторые избрали в супруги сулькарцев, а их единственная сила – умение ладить с морем. Есть еще этот чужак, Саймон Трегарт. Он женился на женщине из Совета Мудрых. Ее за это изгнали и заклеймили как предательницу. Однако он вправду обладал неким Талантом, а она не утратила в браке своего Дара, хоть ей этим и грозили.

– Она родила трех детей сразу – неслыханное прежде событие. И все трое обладают Силой – до сих пор обладают, ибо именно они, как говорят, ныне ведут войну в Эскоре и снова открыли эту землю для Древней расы. То есть, вполне возможно, кто-то из моих соплеменников породил здесь полукровок, наделенных Талантом. А если в человеке кроется Талант, его можно призвать при великой нужде. И все же… – Она замолчала.

– Что – все же? – настаивал сокольник.

– Даже в Лормте не ведают подобной тайны. Нет. – она решительно тряхнула головой. – Я принадлежу к Древней расе, но обладаю лишь каплей Дара. Я немного могу лечить и могу использовать видения. Это все, на что я способна. Как ты знаешь, я могу ощущать жизненную сущность и немного могу общаться с животными. Но все мои знания об иллюзиях говорят, что их накладывают при помощи ритуала, а это долго и непросто. Я не понимаю, как преследуемый человек – а преследователи были, следы это подтверждают – мог бы так спрятать ребенка.

– Но что же тогда?..

Тирта размышляла все утро, пытаясь отыскать ответ на этот вопрос. И у нее осталось лишь предположение, казавшееся невероятным, но девушка давно убедилась, что мир полон странных и внушающих трепет вещей.

– Сам ребенок, – медленно произнесла Тирта. – В Эсткарпе девочек испытывали рано, иногда даже в пять-шесть лет. Дар можно распознать даже в столь юном возрасте. Но здесь, в Карстене, таких детей никто не искал. Предположим, что ребенок нашей или даже смешанной крови родился одаренным. Такой ребенок видел бы мир иначе, не так, как мы, и достаточно рано научился бы скрывать свой Дар или его приучил бы кто-то из близких. Он бы не получил настоящего обучения, но в случае опасности, если страх был достаточно велик, сам этот страх мог позволить Дару раскрыться в полную меру, какую обычно обретают лишь после долгих лет учебы. В момент безумного ужаса инстинкт выживания мог превратиться в защиту и обойтись без ритуала, в то время как для обученной колдуньи или Мудрой собственные чувства стали бы преградой.

Сокольник кивнул:

– Звучит разумно. Я не разбираюсь в колдовстве, но достаточно сильный страх может наделить человека силами превыше его собственных. Мне случалось видеть подобное. Если человек полон решимости, его воля, его внутренний стержень могут позволить ему совершить такое, что другим покажется невозможным. С этим вашим Даром и с достаточно сильным страхом – да, такое могло случиться. Но если это и вправду так, как же нам ей помочь? Неужели ребенок настолько погрузился в себя, что его невозможно призвать обратно?

– Я не знаю. – Тирта огляделась по сторонам. Если б только она была уверена, что здесь они в безопасности! Тогда можно было бы воспользоваться тем зельем, что отправило ее в видение. Но она не могла сама погрузиться в сознание ребенка. Это искусство было ей не под силу. – Я слишком мало знаю! – вырвалось у нее. Ощущение бессилия гасило гнев, снедавший ее с тех самых пор, как она увидела, что́ натворили эти твари, и делавший ее голос хриплым и жестким. – Исцеление разума или прикосновение к нему – всегда рискованно!

– Я вот думаю… – Сокольник провел когтем металлической лапы по худой щеке, как мог бы провести пальцем. – Пернатый брат видит то, что незримо для нас. Может, он способен проникнуть дальше, чем под силу нам?

– Сокол! – Тирта уставилась на него, не скрывая изумления. – Птица…

Сокольник нахмурился:

– Пернатые братья – не просто птицы. Они знают много такого, что неведомо нам. Некоторые их чувства гораздо яснее и сильнее наших. Не забывай – он увидел ребенка сквозь иллюзию. Если внешняя иллюзия его не обманула, может, не обманет и внутренняя. Почему бы не попробовать? Хуже не будет.