Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

На уровне земли открывалась гораздо более крупная пещера, той же треугольной формы. В нее Блажка с Синицей и направились. Двадцать воинов стояли на страже с копьями и обтянутыми шкурами щитами, но Синица, не смутившись, вошла в прохладу пещеры безо всяких препятствий. Звездный свет сиял и спереди, и сзади, особенно ярко в конце прохода. Блажка ожидала, что они выйдут в очередную долину, но проход вывел их в пирамидальный зал. Наклонные стены были гладкими, через вершину проникал бледный свет, рассеивающийся по всему пространству.

Здесь полукругом сидели пятнадцать детей-эльфов, под каждым было расстелено узорчатое одеяло. Среди них были и девочки, и мальчики, самому маленькому было лет шесть, старший уже был почти взрослый. За каждым из детей стоял взрослый эльф, обязательно противоположного пола. Как и дети, они были разного возраста. Некоторые, очевидно, принадлежали к числу воинов, другие были седовласыми стариками.

Тишину нарушила одна из старших девочек. Ее голос заполнил сразу весь зал.

– Ты снова пришла к нам, Горькая Синица. Многие здесь думали, что наконец от тебя отделались. Но даже самые осторожные видят, что Беззаветная Пожирательница тебя пощадила. Акис’накам мудра, но ей не подвластна Цельная Память. Не думай, будто то, что ты до сих пор жива, гарантирует твое место здесь.

Такая властная речь из детских уст показалась бы нелепой, но девочка держалась так уверенно и спокойно, что сомневаться в ее авторитете не приходилось. У нее были манеры сильного предводителя.

Синица поклонилась с искренним почтением.

– Я ничего не думаю.

– Лья’зата также явилась, – произнесла другая девочка, вдвое младшая первой.

Снова прозвучало это слово, но на этот раз Блажка поняла его значение.

Отклонение.

Больше девочка ничего не сказала. Это было прямое замечание из уст ребенка. У Блажки по затылку побежал холодок по мере того, как в ней росло раздражение.

– Ее привело на суд лукавство Призрачного Певца, – сказала Синица. – Он пытался принести ей смерть, но стал тем, кто связал ее жизнь с моей.

Один из мальчиков поднял руку с колена, и женщина, стоявшая позади него, склонилась, чтобы расслышать его тихий вопрос. Затем, ответив так же скрытно, она выпрямилась снова.

– Она теперь – более сильное отклонение, – объявил мальчик. – Освобожденная от Погани во чреве, равно как и от того, что было в ней лишь недавно, а теперь пощаженная Акис’накам во второй раз. Я считаю, этого не следует оставлять без внимания.

– Да, нельзя оставлять без внимания, – добавила первая девочка, – но будем ли мы согласны с Горькой Синицей в том, что это благое знамение, или встанем на сторону наших предков и объявим неприемлемой угрозой?

Мальчик стукнул ладонью по ноге.

– Это угроза. Мы поступим мудро, если вернем отклонение обратно Пожирательнице и запретим кому-либо вмешиваться.

– Вам не придется, – вставила Синица. – Если вы желаете Блажке смерти, то Акис’накам вам не потребуется. Пожирательница уже исполнила свою клятву и приняла выбор. Краха-из-Плоти перед вами нет. Она, как говорят люди, полуорк. Они зовут по явной крови, а вторая половина мало что для них значит. Они вкладывают в свой язык угрозу. Но я прошу совет посмотреть на нее и называть иначе. Увидеть в ней ту половину крови, которая считается нашей. Прежде чем примете выбор, назовите женщину, которую можете казнить, полуэльфийкой. Акис’накам вернулась ко сну. И она не проснется ради угрозы, с которой можно покончить копьем или стрелой. Этот приказ может дать только Сидящая Молодь Цельной Памяти и быть свидетелем его исполнения – смерти.

Голос подал младший мальчик – судя по бесцветным глазам, слепой.

– Нам не стоит требовать ее крови. Как не должны мы и принимать ее к себе. Мудрее всего – изгнать с нашей земли.

Синица поспешила возразить:

– Изгнание равно смерти. Ублажка не Крах-из-Плоти, однако Крах-из-Плоти охотится за ней. Без нашей защиты у нее и ее племени нет надежды на выживание.

Совет умолк на некоторое время.

– Мы подумаем, – произнесла первая девочка и подала знак воинам.

Блажку с Синицей вывели из зала. Когда они оказались снаружи, их отвели в место чуть поодаль от входа в пещеру и приказали ждать. Стоя там в ночи, окруженная Рогами, Блажка осмелилась задать вопрос:

– Что это было?

Синица, глядевшая в темноту, выглядела недовольной.

– Моим народом правят самые многообещающие из наших детей. Мы верим, что судьба племени должна лежать на тех, кто наследует его будущее. Взрослые, которые стоят за ними, действуют как наставники, но могут давать советы, только если ребенок, которого они поддерживают, спросит их напрямую. И какой бы совет ни дали старшие, окончательное решение принимает Сидящая Молодь.

– Чудесно, – прошептала Блажка. – Скажи этим воинам, что им можно сразу пускать в ход свои копья. – Молчание. – Что будешь делать, если они не позволят тебе остаться?

Спокойствие Синицы впервые сменилось удивлением. Едва заметным, вызванным скорее любопытством, чем потрясением, но эльфийка явно переменилась в лице.

– Сидящая Молодь решает вопрос твоей казни, а ты беспокоишься о моей судьбе?

Блажка не ответила. Что ей было сказать? Что она не собиралась сдаваться смерти без сопротивления? Если только… ей не пообещают, что ее копыто и ее люди останутся в безопасности этих каньонов. Но сдержат ли они тогда обещание? Она не знала. Мысль о том, что ее могут приговорить к смерти, была просто мыслью, и все. Она помнила, как месиво убивало ее, и оно бы убило. Но то было дело будущего, которое, несмотря на ее очевидную возрастающую слабость, никогда по-настоящему не приближалось. Сама смерть оставалась вдалеке и, еле заметная на горизонте, только кусала и царапалась, пусть и непрестанно. Как там Овес это назвал? Повседневные трудности. Вот он об этом задумывался. А Блажка – никогда. Она выживала инстинктивно. Примерно так же, как чувствовала голод или дышала. Это происходило без рассуждений и не требовало позволения. Иногда, конечно, бывали вызовы. Блажка была на грани голодной смерти, ей отказывали легкие, но она тогда не думала о занесенных топорах, что непременно опустятся. Этот момент можно было отсрочить, а лезвия – затупить. Боль же могло вызвать что угодно. Уль-вундулас вообще был краем боли. Он приносил Блажке страдания каждый день, сколько она себя помнила. Но убить мог лишь раз.

И до сих пор этого не сделал.

Ее мысли развеяло прибытие Призрачного Певца. Он слез с оленя и подошел к страже – ему позволили войти в пещеру.

– Ваш детский совет и его будет судить? – спросила Блажка.

– Они послушают, что он расскажет, – только и ответила Синица.

Остаток ожидания они провели молча. Призрачный Певец вскоре вышел. Задержавшись снаружи у входа, он несколько мгновений смотрел на Синицу, не выказывая никаких эмоций, и все же его спокойствие, как и ее, было исполнено сожаления. Затем старший воин отвел взгляд и уверенной походкой двинулся дальше. Синица смотрела ему вслед, и Блажка только сейчас поняла, как сильно изменилась эльфийка. Это была уже не та замкнутая испуганная бродяжка, которую они вытащили из Топей Старой девы. Тогда она была потеряна: мучения, что она вынесла на болотах, лишили ее способности воспринимать окружающий мир. Эта Синица хоть и была сдержанна, но избавилась от налета безнадежности. Она была сосредоточена, даже энергична, как дикий цветок, трепещущий на выжженной равнине. Она была зрелой и уверенной. Эту Синицу легко было уважать. И доверять ей.