Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

– Еще несколько дней я просто смотрел и ждал, когда выпадет шанс, мне хотелось умереть, хотелось убивать, каждый раз, когда кто-то из них… причинял ей вред. А потом, наверное, я истратил всю удачу, что дана мне в жизни, когда пробрался туда… и вытащил ее.

Теперь он плакал вовсю, тихо и не стыдясь.

Берил повернулась, успокоившись, положила руки Певчему на плечо и снова взялась за рассказ.

– Мы вернулись домой, – сказала она. – Ваятель был вне себя от ярости, хотел изгнать меня за кражу, но уступил здравому смыслу, когда я сказала ему, что Ублюдкам вернется с лихвой, если он подождет с полгода. – Она посмотрела на Овса, с обожанием и страхом. Он посмотрел в ответ, осознав наконец, почему тоже это слушает.

Берил легонько, будто извиняясь, пожала плечами.

– Если и рассказывать, то лучше все сразу.

– Я и не думал спрашивать, мать, – сказал Овес.

– Знаю. – Берил перевела взгляд на Блажку и разом очерствела. – Ты довольна, вождь?

Блажка стояла ошеломленная, но все же ответила:

– А ты? Ребенок, которого ты спасла, стал настоящим дьяволом. Из-за него мы теперь прячемся в этой дыре.

На этот раз Овес не сдержал удивленного возгласа.

– Тот здоровый орк, что чуть тебя не убил? Это твой брат?

– Нет, – резко ответила Блажка. – Не называй его так. У меня уже есть братья. И он не один из них.

Вцепившись друг в друга, Берил и Певчий молча смотрели на них, широко раскрыв глаза. Во взгляде Певчего читалось сожаление, но Берил пылала гневом. Выйдя из-за его спины, она шагнула к Синице.

– А ты откуда это знала, остроухая?

Синица оставалась невозмутимой перед ее враждебностью. Она изучала Берил, и пока та распалялась, терпение эльфийки, казалось, только росло. Наконец она набрала воздуха в грудь.

– По следам матери, которой ты помогла, теперь ступаю я. Я иду по ним с тех пор, как покинула болото. Мне потребовалось время, чтобы понять некие тайны. Что намеревалась сделать она – должна сделать и я. Там, где она преуспела отчасти – я должна преуспеть полноценно.

Овес выглядел явно встревоженным.

– Что это, черт возьми, значит?

– Блажкина мать избавила ее от Погани, но не лишилась ее полностью. Крах-из-Плоти все равно родился. – Синица посмотрела на Блажку. – То, что он не поглотил тебя во чреве, свидетельствует о силе магии, которую вызвала твоя мать. Я думаю, поэтому Акис’накам и пощадила ее, несмотря на присутствие Погани. Уничтожить ее значило бы уничтожить и тебя – ту, кого никогда прежде не существовало.

– И как это поможет мне против него?

Синица смутилась.

– Я не понимаю.

– Погань не убила меня во чреве. И не превратила в полоумную куклу, как Месителя. Крах не решился убить меня в первый раз. Благодаря этой магии я осталась в живых. Думаю, ее можно использовать и чтобы его уничтожить.

– Это будет… сложно.

– Убивать орков никогда не было просто.

– Он не обычный орк.

– Я знаю, нахрен.

– Но ты не видишь собственной природы. Ты лья’зата. Мой народ не ошибся, назвав тебя отклонением, но зря относится к тебе с таким презрением. Погань тебя не испортит, потому что никогда не была частью тебя. Само твое существование – это победа над злом. Ты чиста.

– И хрен с того, что чиста! Этого мало! Нужна какая-нибудь эльфийская песенка-заклинание, чтобы со слюнями, кровью и черт знает чем еще дать мне средство его победить.

Синица с сожалением посмотрела на нее.

– Такого нет.

Блажка подняла руку и указала вверх.

– А как же я дралась с Н’кисосом и остальными? Там было… что-то. Какое-то время во мне была та же сила и скорость.

– В тебе течет эльфийская кровь, – ответила Синица. – Оружие наших предков трудно в обращении и требует большой сноровки, но все же одаривает тех, кто его использует. На’хак И’эйо Лья и его храбросвященные сражались с тобой так, как сражались с Крахом-из-Плоти, применяя курхюл. Не исключено, что песнь их дубинок придала тебе силу вместе с болью, но…

– Но?

– Мой народ никогда не согласится обучить тебя владению этим оружием и никогда не расстанется с ним. А без него у тебя нет шанса причинить вред Краху-из-Плоти. Без Акис’накам у тебя нет шанса убить Погань внутри него. Однако они могут защитить тебя, пока ты здесь. Если же уйдешь, он продолжит на тебя охотиться. Его тянет к тебе, хотя едва ли он сам понимает почему. Но недоумение и любопытство не будут сдерживать его вечно.

– Уже не сдерживают, – прогремел Овес. – Блажка, я видел его в Отрадной. Ты бы не…

– Я бы превратилась в пепел, нахрен, Овес! И Погань тоже! Да, я бы умерла, но копыто было бы спасено. Эстефания была права. Черт, Хорек, который ей рассказал, был прав. Псы, Крах – им нужна только я.

– Хрень свиная, – проговорил Овес. – Ты что, забыла Щербу? А ездоков из Шквала бивней? Мараных? Этот чертов тяжак ведет себя так же, как все тяжаки. Убивает полукровок. То, что у вас общая мать, не значит, что ты всему причина. Насколько я понимаю, это повлияло лишь на то, что он тебя не убил, и нам следует быть благодарными за эту удачу.

Певчий встал и тяжело шагнул к остальным.

– Он прав. Не хочу отвечать тебе твоими же словами, Изабет, но самобичевание плохо на тебя действует. Я пробыл в этом ущелье дольше, чем предполагал. Может, и тебе придется. – Старый трикрат покосился на Синицу. – Но я не согласен с тем, что Краха нельзя убить. Гиспарта сотворила чуму, которая теперь на мне, ради одной цели. Убивать тяжаков. И их чародеев тоже. И она хорошо с этой целью справляется – уж мне ли не знать. Может быть, нам потребуется как следует запастись терпением, но как только Рога помогут мне перенять это дерьмо полностью, мы поедем вместе, вождь, и, клянусь, я покажу этому орку, каким крахом чума грозит плоти. Его плоти.

Блажка не стала возражать Певчему и решила не напоминать, как он признавался в своих сомнениях, что эльфы сумеют полностью избавить Пролазу от чародейской болезни. Может быть, прямо сейчас он испытал прилив новой надежды. Она не хотела лишать его этого.

– Мы пришли сюда перегруппироваться, Блажка, – сказал Овес, понимая ее молчание лучше, чем кто-либо. – Пусть пройдет немного времени. Псово ущелье – не конец для Ублюдков.

– Знаю. – Но оно могло стать концом для нее.

– Тебе нужно поесть и поспать, – сказала Берил, легонько взяв за ее локоть. Она часто касалась так Овса и Шакала, но не ее. Блажка посмотрела женщине в глаза.

– Прости, – проговорила она.

Берил нежно сжала ее локоть и затем отпустила.

– Мне тоже нужно отдохнуть, – сказала Синица. – С вашего разрешения, я переночую здесь. Если я буду с моим народом, это причинит им неудобства.

– Разумеется, – ответила Блажка. – Сможешь найти место?

– Да.

Блажка протянула руку к эльфийке, когда та повернулась, чтобы уйти.