Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

– Что ж, ты позволила себя найти, – окликнула ее Блажка. – Думай себе дальше, будто ушла от нас.

Синица вдруг шикнула на нее. Не резко, почти нежно, словно хотела убаюкать. Но все равно, это был хренов шик.

Блажка открыла было рот, чтобы возмутиться, но закрыла, а потом открыла вновь. Не отрывая взгляда от неба, Синица приглашающе похлопала ладонью по камням рядом с собой. Со странным ощущением собственной глупости, Блажка огляделась, не наблюдает ли кто за ними, и взобралась на груду. Плоский насест был невелик, и разместиться на нем можно было, лишь прижавшись к эльфийке ребрами. Усевшись, Блажка ощутила неудобство от их близости, затем подобрала колени к груди и обхватила их руками. Тепло было в самом деле приятным, однако, только помассировав руки, Блажка поняла, что замерзла, и теперь отогревалась. Ее стало клонить в сон.

– Прости мою замкнутость, – сказала Синица, как только Блажка начала погружаться в дремоту. – Честно говоря, я не ожидала, что мой народ позволит мне задержаться. Быть здесь… дома, это дурманит. Уль-вундулас почти лишил меня чувства безопасности.

Блажка оторвала рот от сгиба локтя ровно настолько, чтобы спросить:

– Так зачем самовольно идти в изгнание?

– Я должна. Чтобы спасти ребенка, мне нельзя задерживаться тут надолго.

– Откуда… откуда ты знаешь, что у тебя будет по-другому? Не так, как у моей… матери?

На этот раз Синица посмотрела на нее.

– Знаю, потому что некоторые печали слишком велики, чтобы их повторять.

Блажка открыла рот, чтобы поспорить. И на нее снова шикнули.

Свет в каньоне сходил на нет, пока Блажка вела сопляков мыться на пруд. Все шагали слегка через силу, больные и грязные от многократных падений со свинов. Тренировка была утомительная – они сидели на спине неподвижного варвара и намеренно с него падали. Это было далеко от реальных условий, почти все равно что пытаться развить память тела и надеяться, что, когда свин побежит по-настоящему, враг закричит и будет грозить смерть – жизнь удастся спасти. Все потому, что она приказала претендентам выдержать сотню падений. Кроме того, тренировки не давали свинам отвыкнуть от седла и ездоков.

Блажка старалась, чтобы варвары не стали разбалованными. Черт, она старалась, чтобы все копыто не размякло, но было трудно не заметить, что даже самый заброшенный из каньонов Псового ущелья – рай по сравнению с медленно пожирающим всех адом Отрадной. Хорошо вымытая, Блажка сидела на каменистом берегу после тяжелого дня, но даже зная, что с заходом солнца приближается и ужин, не могла полностью свыкнуться с тем соблазнительным удовлетворением, что овладело Синицей.

Большинство сопляков отдыхали на противоположном берегу, некоторые уже спали. Ублюдки находились на полпути вдоль изгиба озера: они оставили вождю пространство из неловкой смеси уважения к ее положению и сильной потребности искупаться без набухших стручков. Блажка уже некоторое время сидела в рубашке и штанах, но дистанция по-прежнему соблюдалась: все ждали, что она первой ее нарушит. Но она сидела, не имея ни малейшего желания вставать и идти к ним.

Дача сделала это за нее.

Поначалу Блажка подумала, что женщина просто решила покинуть компанию остальных сопляков, но та обошла пруд и уверенно приблизилась к ней. Затем, не более чем в шаге, вынула нож.

Блажкина рука метнулась к одной из катар, что лежала рядом на камнях вместе с поясом.

– Спокойно, женщина! Черт, – проговорила Дача, вдруг замерев и подняв руки. Выглядела она более смущенной, чем встревоженной. – Чтобы вас убить, нужно побольше, чем кусок стали длиной со стручок.

Блажка расслабилась и снова положила руку на колени.

– Видимо, я не так уверена в своей неуязвимости.

– В общем, хотела только обрезать волосы, а не вскрыть горло, – сказала Дача, все еще уязвленная. – У вас уже ежик на голове. Если хотите сохранить эльфийскую прическу, за ней надо ухаживать.

Блажка провела рукой по щетине.

– Не знаю. Не знаю даже, зачем я вообще ее сделала. Сейчас это кажется дуростью.

– Вы хотели почтить память вашего ездока. В этом ничего дурного нет. Пусть у вас будет что-то от него. Ему бы это понравилось.

Блажка почувствовала, как у нее сжались губы. Мед был бы в восторге.

– Хотите, чтобы я это сделала, или нет? – переспросила Дача.

– Да, – ответила Блажка. – Прошу.

Одобрительно скривив рот, Дача подошла и села на корточки у нее за спиной.

Блажка посмотрела на короткое лезвие в ее руке.

– Длиной со стручок, говоришь?

– Вы никогда не трахались с хиляками, – пробурчала Дача, наклонив Блажкину голову. И заскоблила лезвием, ее движения были плавными и уверенными.

– А ты этим уже занималась, – заметила Блажка.

– Я состригла больше овец, чем вы можете представить, – ответила Дача. – И еще кастрировала. А раз или два брила мужчину.

– А кастрировала?

Лезвие продолжало скоблить, но ответа женщина не дала. Закончив одну сторону, она встала и села с другой.

– Ему бы здесь тоже понравилось, – проговорила Дача, и вместе с лезвием Блажки коснулось ее дыхание. – В эльфийской стране.

Блажка старалась не шевелиться.

– Кому? Ты про Меда?

– Мне трудно называть его иначе, кроме как Фадрике, но да.

– Он назвал тебе свое прирожденное имя? – удивилась Блажка.

Дача небрежно хмыкнула.

– Когда я с ним познакомилась, у него было только оно.

Блажка дернула головой так резко, что лезвие вонзилось ей в кожу и Дача выругалась.

– Эй, черт! Сидите смирно! Хотите, чтобы я вам шрам оставила?

– Ты знала Меда? – спросила Блажка, сверкая на нее глазами.

– Полжизни назад, – сказала Дача. И, лизнув большой палец, провела им по Блажкиной голове и прижала к ранке. – Добрею, когда кровь перестанет течь.

Затем с осуждением в глазах уселась рядом с Блажкой.

– Мы работали на одного господина в Гиспарте, – пояснила она. – Я была лет на шесть его старше. И уже давала наиболее симпатичным рабочим рукам мо́кнуть в моей щелке, когда он еще пшеницу косить не научился. К тому же тогда у меня еще не было этого. – Дача указала на шрамы на своем лице. – У меня глаза на лоб чуть не вылезли, когда я увидела его в Отрадной. Он повзрослел, возмужал, потерял руку, но это был он… тот самый мальчик-полукровка, влюбленный в эльфов. Фадрике. Поверить только. Но я восприняла это как знак.

– Знак?

– Что я правильно поступила, когда отправилась искать Ублюдков.

Блажка выдавила улыбку.

– Потому что он ушел за тем же.

– Ну нет. Тот мальчик ушел, чтобы примкнуть к долбаным эльфам. Сюда! В Псово ущелье!

Блажка сомнительно сощурилась.

– Точно вам говорю! – заверила Дача, поднимая руку, будто в шутку принося клятву. – Один из наших сборщиков урожая был ржавокожим. Добрый малый. И работал без устали. Любил рассказывать истории, эльфийские легенды и все такое. Рассказывал всем подряд. Про то, как его народ жил раньше, про орков, которые пришли и все порушили, про то, как мало эльфов соблюдают древние традиции и что они самые гордые, сильные и мудрые из всех остроухих. Он прямо по-заднему любил тех дикарей и говорил, что эльфы забыли, как жить, что цивилизация вынудила их предать свои традиции. И все трещал без умолку!