Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

– Вождь, нам нужно идти! – крикнул он, поднимая ее ноги.

Блажка оттолкнула его.

– Отстань! Шакал!

– Ему уже не поможешь. Его нет, нахрен! Вождь!

Она забилась в его хватке.

– Вождь, черт, смотри! Ты хочешь, чтобы Шакал стал последним? Или первым?

Хорек сумел ее развернуть. В броске камня от них Овес пылал яростью. Баламут с Облезлым Змеем держали его за руки, не давая броситься на Краха. И им это точно не удалось бы, если бы сзади трикрата не придерживала Инкус. И все равно Овес помаленьку тянул всех вперед.

– Нам нужно ехать! Сейчас же! – настаивал Хорек.

Рогам же теперь ничто не препятствовало. На’хак и Н’кисос с боевым кличем погнали оленей вперед. Старший воин скакал первым, конец его копья сиял тем же бледным светом, что камень в дубинке его сына. Призрачный Певец метнул свое оружие – оно засвистело на лету. Крах качнулся, когда копье вонзилось ему в грудь. Оно загудело, древко задрожало. Крах, ощерившись, потянулся рукой, чтобы вынуть копье, но оно взорвалось бурей жутковатого света, заставив орка пошатнуться. Призрачный Певец свернул в сторону, и Н’кисос, размахивая дубинкой над головой, промчался сквозь зависший лазурный дымок. Его олень, приблизившись к раненому чудовищу, опустил голову.

Крах поймал животное за рога. Раздался тошнотворный хруст: Крах провернул его голову, сбросив Н’кисоса, и зашвырнул олений труп в зверя, на котором сидел На’хак. Старший эльф исчез под брыкающимися телами двух животных. Н’кисос тяжело приземлился на поврежденную руку, но пытался подняться, стеная сквозь стиснутые зубы.

Крах медленно подошел к нему, намеренный прикончить.

Хорек потянул Блажку за руку.

– Вождь!

Он был прав.

Она вырвалась.

Довольно.

Она бросила катары.

Пусть больше никто за нее не умрет.

Она бежала со всех ног.

Прямо на Краха, подхватив по пути выпавшую дубинку Кровного Ворона.

Блажка пригнулась и оттолкнула одного ненавистного брата от другого. Крах обернулся, когда она врезалась в него всем телом. Она зарядила ему дубинкой в живот, ощутила удар звуковой волны. И прилив сил. Получив в челюсть, она снова пошла в наступление, и сила росла в ней с каждым ударом, что она наносила или получала. Она слышала собственное рычание, каждый ее вздох был вызовом против мощи противника, боевым барабаном ее воли. Она упрямо шла на гору.

Крах отбивался, неумолимый, как горный обвал. Его кулаки едва уступали размером Блажкиной голове и раз за разом стремились ее расколоть. Блажка пригибалась, размахивала дубинкой. Чудовищный ук’хуул остановил ее удар рукой, выбив дубинку. В следующий момент приложился ей по лицу, потом мощным кулаком в живот, согнув ее пополам. Кровавая слюна, слетев с ее губ, обрызгала орочью руку. Давясь желчью, она оправилась, увернулась от чего смогла, а от чего не смогла – приняла на себя, но избегать ударов стало для нее не так важно, как наносить их. Она отскакивала каждый раз, как он ударял ее, противопоставляя горе из твердого металла свое стальное лезвие. Нырнув под атакующую руку, Блажка схватила ее и повалила Краха, а потом врезала ботинком сбоку по ноге. После такого у него должна была треснуть кость, но бугай только подогнул ногу. Затем ткнул Блажку локтем по ребрам, когда она придавила его сверху. Он поднялся, попытался ее сбросить, но она впилась в кости под его плотью руками и зубами. Обхватила сгибом локтя его горло, вонзила пальцы в колотую рану, которую оставил Шакал, но Крах все равно не закричал.

Он оторвал Блажкину руку от своего горла, потянул, чтобы перекинуть ее через голову, и обрушил на землю. Блажка тяжело приложилась спиной. Но боль была ничтожна в сравнении с ее гневом. Крах поднял ее, подвесил за руку так, чтобы она оказалась перед его мстительным взглядом. Она врезала ему свободной рукой по скуле. Когда Блажка занесла руку для второго удара, он перехватил ее стукнул лбом по лицу.

От боли у нее потемнело в глазах. Что-то теплое и липкое капало с подбородка. Кровь вперемешку со слюной и гадостью, поднявшейся из желудка.

– ВОЖДЬ!

Она слышала приближение своих братьев – настоящих братьев. Подняла дрожащую руку и отвела за спину, давая знак не подходить. Они не слушались. Они были готовы умереть вопреки ее стараниям.

Ублюдки.

Послышался псиный скулеж – и он привлек внимание Краха. Блажка повернула голову, присмотрелась мутными глазами. Твари валялись друг на друге и дико корчились. По их телам ползло темное вещество. Не сразу сфокусировав взгляд, Блажка приняла его за месиво, но затем разглядела: это было не что-то текучее, а рой. Утреннее солнце отразило зелено-пурпурные блики черных жучиных панцирей. Они заползали в песьи рты, забивались тварям в уши, и оттуда, куда они проникали, поднимался маслянистый дым. Псы погибали один за другим: их тела дергались и обмякали, а насекомые до последнего наполняли их быстро раздувающиеся тела. Потом трупы стали скатываться с кучи, и из-под них выполз Шакал.

Его одежда превратилась в лохмотья, плоть была искромсана – и то и другое покрылось кровью. По всему телу зияли глубокие раны от укусов, местами обнажая кости, а одна, на горле, выглядела совершенно ужасно. Восточный платок был сорван с головы, и распущенные волосы пропитались запекшейся кровью. Он поднялся на ноги, меч все еще пронзал его туловище. Из его пальцев выпали блестящие осколки какого-то хрустального сосуда.

– Я… говорил вам… я знаю, как… убивать демонов, – произнес он глухим голосом. И указал на Краха. – А ты… ты тут не единственный, кто умеет… так.

Шакал поморщился, ухватился за меч и вытащил его из груди.

Крах уронил челюсть.

Блажка торжествующе ему ухмыльнулась.

– Ва Гара Аттукхан, урод.

Затем подобрала колени и пнула Краха в грудь, вырвавшись из его хватки. Затем, упав на землю, кувыркнулась и сразу оказалась на ногах.

– С дороги, девчонка! – крикнул знакомый голос.

Блажка отскочила в сторону, и божий гнев сбил Краха с ног.

Крик Белико обрушился на орка, рябью прошел по телу, вырвал костяные украшения.

– Сдохни, – прошипела Блажка. – Сдохни, нахрен!

Но Крах поднялся. Затем сделал шаг, разинул рот, но его вой оказался заглушен. Еще шаг, другой. Неудержимый, разъяренный, он шел навстречу Шакалу.

Блажка встрепенулась, когда мимо нее с катарами в руках промчалась Инкус.

– Не надо! – крикнула Блажка, ухватив трикратку за руку и заставив повернуться, чтобы она увидела ее губы. – Инкус! Голос Белико – это не просто звук. Это сама ярость. Ты не спасешься от боли.

– Вы не делайте мне больно, – последовал ответ. Инкус подняла катары. – Лучше одолжите их.

Инкус рванулась вперед, заметно притормозив, когда вошла в грохочущую область. Она остановила Краха и всадила одну катару ему в грудь, затем резанула второй. Ук’хуул отшатнулся. Трикратка продолжила наступление, избивая его руками-лезвиями. Плоть Краха поддавалась ножам, всаженным с такой силой, по туловищу растекалась кровь. Он выставил ладонь на пути следующего удара Инкус, позволив лезвию проткнуть ему кисть, и выкрутил ее, отобрав у трикратки оружие. Подавшись вперед, он повалил ее на землю. Инкус извернулась, чтобы ее не придавило, и, подцепив ногу Краха за коленом, перекатила их обоих на бок. Они сцепились в борьбе. При всех размерах трикратки, рядом с громадным ук’хуулом она казалась вполне обычной. И все же сбросить ее с себя он не мог. Инкус обхватила его туловище, уперлась ногами. Крах сцепил обе руки в единый кулак и занес над головой для сокрушающего удара. Белико выразил недовольство этим жестом. Крах покачнулся, когда оглушительный крик стал еще громче.