Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

– Да. Накормили, нашли моего свина и отпустили.

Шакал вытаращил глаза.

– Какие милые лошаки. И с чего они это сделали?

Теперь настала Блажкина очередь пожимать плечами.

– Можешь спросить у них в Страве, когда Зирко призовет тебя на следующую Предательскую. – Она покачала головой, сердясь на саму себя. – Черт. Прости. Я думала, что сцедила весь яд, но похоже, змея еще может напасть.

– Блажка… вряд ли я попаду в Страву. – Шакал поднял левую руку, продолжая поддерживать ее правой. – Это сложно объяснить, но Зирко… он всегда был рядом, у меня на задворках сознания. Не голос, но… его присутствие. Оно пропало. Я его больше не чувствую. Думаю, ты отрубила не только мою руку.

– А дары Аттукхана? – спросила Блажка, немного отклонившись назад, чтобы присмотреться к его ранам. Укусы заживают быстро.

– Дары возвращаются, – сказал он. – Но медленно.

– Тогда и Зирко может вернуться.

– Может, – допустил он, опуская руку.

– Даже если не вернется… Жрика предостерегла нас, Шак. Белико не помогает просто так. Теперь ты можешь оказаться привязан куда сильнее, чем Зирко. Поэтому я не думаю, что ты будешь меня благодарить.

– Поэтому ты сказала, что не знаешь, в чем ошиблась, а что сделала правильно? Давай пока просто порадуемся тому, что я жив.

– И все? – Блажка усмехнулась.

Шакал вздрогнул, когда ее рука скользнула по внутренней стороне его бедра, а губы приблизились к его.

– Времени у нас немного, – прошептала она, когда его губы сместились за ее ухо и знакомый трепет вызвал улыбку на ее лице.

Шакал только согласно хмыкнул и продолжил безмятежно прохаживаться губами по ее шее.

Она с воодушевлением запустила руки в его волосы.

Вдруг раздался назойливый стук в дверь – тот, что Овес всегда использовал, когда хотел их спугнуть.

– Заканчивайте, я вхожу!

– Очень вовремя! – раздраженно крикнул Шакал в ответ.

Блажка ласково шлепнула его по лицу и открыла дверь, впуская Овса. Тот держал в руках поднос, а через плечо у него висела одежда. Увидев Шакала, он закрыл глаза и отвернулся.

– Черти чертовские! Как у тебя вообще стручок набух? Тебя только что чуть не расчленили и чуть не сгрызли псы!

Блажка, рассмеявшись, забрала у него поднос, дав Овсу возможность бросить вещами в Шакала.

– Прикрой свое достоинство, полуорк похотливый!

На подносе лежала целая жареная курица, два сырных круга, хлеб с изюмом и вишней, связка сосисок и ведерко орехов и инжира. Была даже молочная запеканка. И вино. Когда Овес принялся наливать его в стаканы, Блажка с Шакалом застонали, зачарованно наблюдая за процессом.

Овес налил и себе.

– Надо отдать Мараным должное, кладовые у них что надо. Мозжок говорит, они так набиты, что аж трещат.

Обсуждение всего остального могло подождать. Когда делишь пищу с Овсом, есть нужно быстро. Втроем они растащили все, что было на подносе, и осушили бутыль вина. На середине трапезы Блажка, однако, уже ничего не чувствовала. Она не могла позволить себе соблазниться пиршеством, сексом или крепкими стенами. И не могла позволить Ублюдкам этим соблазниться. Ведь именно так они и представляли жизнь в копыте. Ее они помнили с лучших времен. Псово ущелье тоже служило им пристанищем, но чужим, диким. Комфорт, что они ощущали там, был обманчив, как лиса, которую кормят с рук. Но в этой каменной крепости, обставленной деревянной мебелью и набитой заветной, почти забытой едой, братья быстро и непринужденно вернутся к своим старым дурацким привычкам.

Блажка посмотрела на огромный инжир, что сжимала пальцами, и бросила его обратно на блюдце.

Овес нахмурился.

– Может, хватит на сегодня мрачных немигающих взглядов? На Колпака скоро будешь похожа.

– Я проснулся от такого взгляда, – заметил Шакал, опрокидывая остаток вина. – Пожалуйста, не заставляй меня переживать это снова.

Блажка не позволила его улыбке себя заразить.

Овес наклонился к ней.

– Блажка. Что тебя беспокоит, нахрен? У тебя получилось. Наши люди, найденыши – они здесь. В безопасности. И наши парни здесь. Шакал снова с нами. Мы вместе. Все. Никто больше не пытается нас убить. Все, кто пытался, получили по заслугам. Завтра, может, и будет по-другому, но сегодня-то что? Вождь, все закончилось.

Блажка встала.

– Нет. Не закончилось. Мы не все. Пока. Одного из нас здесь еще нет. И один враг еще не убит.

– Блажка, – произнес Шакал, – Певчий там, где…

– Не Певчий. Овес, собери копыто. Мне нужно провести голосование.

Они ушли до темноты. Со стуком копыт в ушах, с песком на зубах, Реальные ублюдки устремились к восходящему солнцу. Их свины, ничем более не сдерживаемые, бросили вызов пустошам. Ни кусты и валуны, ни гребни и разломы – ничто не умеряло их пыл. Без повозок, которые нужно было бы тащить с собой, варвары свободно неслись, позволяя своим ездокам насладиться почти забытой скоростью.

Блажка отдалась ритму галопа, и дующий в лицо ветер избавил ее от всех сомнений. Теперь они ни от кого не бежали. Теперь они сами гнались за расплатой.

Кастиль маячила под сенью грозовых туч.

В отличие от Трикрепости, которую со всех сторон защищали горы, последняя гиспартская цитадель в Уделье возвышалась на холме. Тяжесть ее укреплений, казалось, проминала скалистый подъем, точно воин в полном вооружении, взгромоздившийся на спину верного крестьянина.

Блажка всматривалась в стены, пока копыто преодолевало пустошь на пути к твердыне. Пушек она не видела, но знала, что им и не нужно быть видимыми, чтобы убить всех полукровок за ее спиной. Она приказала пустить свинов шагом и выстроиться единой колонной. Их построение, шаг и поднятые арбалеты явно выдавали их намерения. А они уже глубоко вступили в зону досягаемости пушек. Блажка предупредила братьев, что это оружие очень яростное. Каждый ездок знал, что если на стенах покажется дым и раздастся гром, то нужно бросаться врассыпную. Инкус поставили в хвост, и позади нее ехал только Овес, так что она увидит, если колонна начнет распадаться. Блажка отработала этот маневр по пути сюда и теперь, спустя три дня, была уверена, что каждый ездок сумеет выполнить его без всякого труда. Но не питала равной уверенности в том, что, если будет открыт огонь, это их спасет.

Поэтому она смотрела за стены.

И выдохнула, когда они достигли начала тропы, которая вела к воротам. Копыто двинулось по извилистому подъему. На четверти пути в темных фигурах, свисавших с зубчатых стен, стали различимы трупы. Первой выйдя из-за поворота тропы, Блажка смогла увидеть выражение лиц своих ездоков, когда те заметили эти висячие украшения. На них была написана мрачная решимость. Еще три поворота – и Блажка увидела то, чего ожидала. Тела оказались полуорочьими. Птицы и зной сделали свое дело, но на самых свежих из трупов сохранилось достаточно серой татуированной плоти.