Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

На расстоянии вытянутой руки от нее Нежка болталась в воздухе, брыкаясь ногами в ладони от земли.

У Блажки внутри закипела ярость, которая могла поставить ее на ноги и заставить выносить тупые удары, пока кавалеро не придется использовать острую сталь. Она позволила ей разрастись. Но ее ждало предательство. Ее стало душить месиво – своей влажной тяжестью оно подавило ее дыхание. Рамон счел ее приступ уловкой и снова пнул. Умереть сейчас, рядом с Нежкой, для нее было бы благом. Но месиво пощады не знало. Блажка не умирала. Она могла только смотреть Нежке в глаза до самого конца, пока у той не закатились зрачки. Девушка, которую она знала с детства, умерла задолго до того, как перестала болтать ногами в воздухе.

Блажка пыталась осыпать хиляков проклятиями, пообещать им, что убьет своими руками, но не сумела извергнуть ничего, кроме мучительного кашля.

– Обмотать ее цепями! – закричал Рамон. – И никто к ней не прикоснется, пока не забросим ее на мула! Ты и ты, возьмите Бласа и остальных и оттащите их от лагеря. Я не хочу завтракать на рассвете вместе со стервятниками.

– Мы их не похороним?

Рамон недовольно зарычал.

– Безмозглым насильникам – гнить на солнце!

– А шлюху?

– Ее тоже оттащи.

Труп Нежки едва издал звук, рухнув на землю. Обмякшее тело преодолело расстояние между ними, и Блажка положила руку ей на голову, быстро проведя по волосам, которые бесчисленное количество раз заплетала, когда они еще жили в приюте. В следующий миг Нежка выскользнула из-под пальцев – ее утащили кавалеро. Только пыль взметнулась.

– Это все из-за тебя, – сказал Рамон.

И сразу отвернулся: ночь разорвал хор криков, который привлек его внимание.

Блажка услышала взволнованных лошадей – и это были крики животных в запредельном ужасе, – животных, у которых помутился рассудок. Кавалеро все как один повернулись к веревочному загону, который устроили рядом с лагерем. Лошади вставали на дыбы и брыкались, напуганные настолько, что вырывались из своих пут.

– Смотрите за ней! – приказал Рамон разведчикам, а сам повел остальных своих людей к обезумевшим животным.

Они были так поглощены своими попытками усмирить ржущих лошадей, что не заметили своры псов, которые выстроились на вершине гребня. А когда в ночи разнеслось мерзкое гоготанье, все взгляды устремились наверх.

Блажка присоединилась к гиеньему смеху. Все-таки ей удалось перебить всех кавалеро.

«Иди возьми меня, Штукарь, урод мордатый».

На гребне возникла фигура и вышла к краю гребня среди псов. Но это оказался не жирный чародей в тюрбане.

Это была высокая, грузная тень с длинными руками и ногами, широкими плечами, освещенная луной и излучавшая угрозу. Гребень был выше его роста раз в десять, но фигура сошла с него, будто с маленькой скамеечки. Массивная фигура эффектно приземлилась, подогнув жилистые ноги. Выпрямившийся в дрожащем свете костра, это оказался орк – самый крупный из всех, что доводилось видеть Блажке, и характерными чертами настоящего дикаря. Свирепость и жажда крови словно пульсировали на его аспидно-черной плоти, даже когда он просто стоял без движения. Без оружия, голый, в одних только украшениях из костей и бивней, продетых сквозь кожу, особенно поперек груди и вдоль рук.

Первыми на него отреагировали разведчики: каждый выпустил по стреле. Но только две попали в огромного орка посреди лагеря. Одна вонзилась в грудь, другая – в мясистое бедро. И обе отскочили от пронизанной костьми плоти.

Кавалеро бросились за щитами и копьями, которые оставили, чтобы заняться лошадьми. Орк медленно повернул лысую голову и зыркнул на них.

Тогда они обратились в бегство.

По крайней мере, попытались.

Орк ринулся с такой скоростью, что Блажка своим затуманенным взором не могла за ним уследить. В одно мгновение настигнув их, он стал хватать ноги и разбивать головы о камни, разбрызгивая кровь и мозги. Рамон крутанулся, попытался принять мужественную стойку. Выставил щит, ударил копьем. Сталь встретила плоть. И согнулась. Ужасный тяжак отшвырнул его щит в сторону и раздавил череп Рамона, хлопнув ладонями. Хруст был слышен даже поверх ржания лошадей.

Самым быстрым из кавалеро удалось немного оторваться: дрожащие ноги унесли их от места бойни насколько могли далеко. Орк, не став их преследовать, выпрямился перед обезумевшими лошадьми. Животные больше не могли выносить его присутствия. Веревки лопнули, и лошади сорвались с места, но орк успел схватить одну, впившись пальцами ей в шею и живот. Бугай поднял брыкающееся животное над головой и запулил в убегающих мужчин. Визжащее тело врезалось в них, раздавив и сбив с ног. Звук трескающихся костей – а потом последний жуткий глухой удар. Лошадиная туша застыла, прижав пораженных людей к земле.

Разведчики, рассыпав проклятия, повернули своих животных и пришпорили их, чтобы убраться прочь. Орк лишь слегка поднял голову. Псы ушли с гребня, их смех стал громче, когда они начали спускаться по склонам с обеих сторон.

Всадникам было не уйти.

Орк переключил внимание.

Прошелся по лагерю в сторону миндаля. В сторону Блажки.

Она попыталась встать. Чтобы сбежать. Для этого нужно было вдохнуть. Чего она сделать не могла. Она вдыхала, но воздух будто встречал стену. И она оставалась на земле. Ее легкие забились так, что, казалось, лишь в начале дыхательного пути было чуть-чуть свободы. Блажка использовала эту свободу, чувствуя, как она сжимается с каждым ее вымученным вдохом. Босая нога скользнула под нее и перевернула на спину. Затем орк, наклонившись, схватил ее за шею и одной рукой поднял в воздух. Она заболталась, как болталась недавно Нежка. Стала задыхаться, как задыхалась Нежка. Ее душило месиво – жесткими пальцами тяжака. Он поднес ее к своим глазам. Янтарные радужки сверкали в свете костра, с презрением изучая ее лицо.

Сквозь пляшущие черные точки Блажка увидела, что орк раскрыл рот, а потом его теплый влажный язык, почувствовала она, скользнул по ее щеке.

– Ул улма’хуук.

Голос прозвучал далеким громом, прокатившимся из глубин Дар’геста.

Черные точки слились в беспросветную тьму, и Блажка умерла с этими словами.

«Ты слаба на вкус».

В аду было жарко. И светло, как днем.

Блажка продрала глаза и тут же поплатилась за свою дерзость. Она крепко зажмурилась, но веки мало защищали ее от пробивающегося света. Испуганная и ослепленная, она почувствовала рыхлую землю щекой и между пальцами. Еще был звук. Влажный. Неравномерный, но резкий. Зазубренные камни, скользящие в промокшем мешке. Это было ее дыхание, затрудненное и мучительное, едва способное пробиться к сухой земле, к которой она прижималась грудью. Не раскрывая глаз, она оттолкнулась. Слишком рано. Содрогнувшись и почувствовав головокружение, она снова уткнулась в землю, шлепнувшись скулой на плотно утрамбованные камешки. Наказанная таким образом уже дважды, она решила подождать. Подождать, пока не привыкнет к слепящему свету, пока не прочистятся ее легкие, пока не обретут уверенность руки и ноги. Пересилить свет и унять дрожь этой выдержкой она могла, но дыхание ее оставалось прерывистым и неглубоким. И все же она предприняла вторую, более медленную попытку сесть, и на этот раз ей удалось.