Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

Блажка приоткрыла глаза и вспомнила то, что однажды сказала ей Колючка:

«Мне кажется, самый худший ад – это тот, что похож на жизнь».

Осмотревшись вокруг, Блажка распознала гребень. На его вершине уже не было псов, но у подножия валялись мертвецы. Беспорядочно разбросанные и совершенно неподвижные. От костра осталось одно черное пятно, вступавшее в резкий контраст с красными пятнами вокруг. Рядом на равнине пировали стервятники – над тушами, прежде бывшими лошадьми.

Блажка встала, подобрав ноги, и зашипела от внезапной боли в ребрах. Она осмотрела ее источник и увидела грозную на вид колотую рану. Осторожно ее ощупав, она вспомнила стрелу из собственного тренчала, проткнувшую кавалеро. Она коснулась затылка. Волосы слиплись, грязь и кровь было не разделить, но боль в черепе и рубец от кистеня Мането утаиться не могли.

Блажка снова осмотрелась: ранения заставили ее хорошенько задуматься.

Неужели она все еще жива?

Она неуверенно подошла поближе к гребню. Изучила трупы – одними глазами, потому что чувствовала себя слишком слабой и одеревенелой. Смерть и ее атрибуты практически лишили кавалеро всяких различий. Лишь у немногих были видны раны, нарушавшие эту дивную грань между сном и смертью. Только мелкие, отвратительные детали их выдавали. Позы, какие может принимать лишь труп. Полуприкрытые невидящие глаза. Плюс уль-вундуласские мухи, которые никогда не знали покоя. Оглядывая убитых, Блажка задумалась, почему ее туша не портится сейчас вместе с ними. Огромный орк, невосприимчивый к стали, спрыгнул с гребня, с его смертельной высоты, и… разбил всех этих мужчин. Одной своей неприкрытой, дикой свирепостью. И он управлял псами, натравил их на охоту. Мерцающие в мареве стаи ястребов, ужинающих на равнине, служили свидетельством того, что псы настигли добычу.

Она сошла с ума. Ее рассудок не выдержал скорби и боли, вот в нем и родились видения. Она умерла, и ее ад состоял из иллюзий ее предсмертного часа.

Да… она знала, что псы реальны. Ее братья их видели. Их следы были налицо. Ее братья их тоже видели. Равно как и следы орка. Блажка прошла по ним назад к тому месту, где лежала, где орк схватил ее и назвал слабой. Осуждение. Обличение. Почему он позволил ей жить? Орков таких размеров и силы никто не знал. Орков, способных пощадить полукровку, не могло существовать.

Блажка прошаркала по следам в поиске ответов. И первой нашла Нежку.

Кавалеро оттащили ее от дерева всего на несколько шагов, прежде чем появился орк. Ее бросили, на растянутой и лишенной цвета шее все еще висела петля. У Блажки чуть не подкосились колени. Она все же позволила им согнуться, но лишь для того, чтобы просунуть руки под Нежку. Затем, прижав ее к себе, Блажка снова поднялась. Она не собиралась ни оставлять Нежку стервятникам, ни хоронить здесь вместе с ее убийцами. Нет. Она собиралась унести ее отсюда. Если это был ее ад, значит, ей самой было решать, как страдать.

Она двинулась с места.

Солнце било яростным молотком. Нежкина спина принимала его зной сверху. Свет и жар, отраженные от выжженной земли, приходилось переносить Блажке – как и тяжесть ее мертвой спутницы. Она остановилась всего раз, чтобы снять бригант и немного сдвинуть Нежку на плечах. Освободившись от веса одежды, она двинулась дальше, стараясь держаться юго-запада, но полностью взошедшее солнце не помогало ее затуманенному взору твердо следовать по заданному курсу. Юго-запад. В то место, где можно найти убежище. Кастиль была ближе, но она сулила только смерть.

Тело Нежки давило на нее мертвым грузом. Блажка все хотела остановиться, положить ее на землю и собрать тур из камней. Но продолжала двигаться вперед.

Она не представляла, сколько прошла. Обычно расстояние в пустошах она оценивала, сидя на свиной спине, и измеряла в шагах стандартных свиных походок. Пешком по Уль-вундуласу ходили и оставались в живых только орки. Все остальные становились добычей для стервятников.

Потея, испытывая боль, Блажка сощурилась и пригляделась. Нужно было взобраться на холм, посмотреть сверху. Тащить Нежку по каменистому склону было бы утомительно, но и бросить ее она не могла.

Не имея выбора, она начала подъем.

Первые несколько шагов придали Блажке уверенности. Но скользкая рыхлая земля и коварные камни быстро свели ее на нет. После четверти пути по склону ее бедра уже горели, а плечи сводило от попыток ровно удержать Нежку. Каждый выдох звучал с тихим напряжением. Каждый шаг вперед смачивался сотней капель с носа и подбородка. На половине пути она уже думала положить Нежку на минуту, чтобы дать отдохнуть спине. Но мысль о том, что ее придется поднимать обратно, отпустила эту идею, и ее унес до боли слабый ветерок. Наконец, она достигла вершины гребня.

Уль-вундулас наградил ее усилия видом на пустоши во все стороны.

«Ну нахрен».

Она принялась спускаться.

Вторую половину дня она провела в поисках ровной дороги. Идти по прямой она никак не могла. Сухие ущелья, рыхлые камни, холмы – все вынуждало Блажку петлять. В ее сознании жила надежда найти лимон или грушу, которые будут расти за следующим поворотом, – что-нибудь, что позволит ей смочить рот и внесет хоть какое-то разнообразие в окружающую местность. Но пустоши лишь насмехались над подобными надеждами. Они предлагали только жару и трудности. Солнце опустилось ниже, дразня ее тайнами запада, но направление больше не имело значения. Она стала рабой ровной поверхности.

В какой-то момент валуны и хребты перестали преграждать ей путь и сосредоточились вдоль него. Получившаяся тень вызвала вздох облегчения. Вперед, только вперед. Блажка убедила себя, что углубляется в ящикообразный каньон и сможет из него выйти. Думая иначе, она бы точно зашла в тупик. Она стала замечать дубы. Будь Блажка в седле, упавшие желуди порадовали бы сейчас ее варвара. Но ее сухой язык они ничем не привлекали. Когда деревья стали собираться в настоящую рощу, она принялась следить, нет ли поблизости воды.

Но сперва она нашла капище.

Шагая под сенью дубов, она наткнулась на него неожиданно. Это была сломанная колонна из резного мрамора, с зазубренной верхушкой на уровне груди. Белизна камня была запятнана накопившейся за долгие годы грязью, его захватывали в объятия лозы, как увядшие, так и цветущие. Округлый, весь в бороздках, камень имел квадратное основание и достигал ширины с дождевую бочку. Под ним лежал забитый козел, чьи обнаженные розовые внутренности усеивали черные точки мух. Вокруг козла валялись десятки мертвых змей – одни свежеубитые, другие иссохшие; большинство сгнили, превратившись в хрупкие скелетики – с тонкими ребрами, все еще держащимися на позвоночниках, и клыкастыми черепами. Воздух наполнял тошнотворно-сладкий запах разложения.