Джонатан Френч - Реальные ублюдки [litres]

Он подмигнул.

Кентавр с воинственным криком побежал, разметая монеты стучащими копытами. Трикрат пригнулся, раскинул мощные руки и ринулся вперед. Полуорк и лошак встретились в центре ямы, сотрясшись телами при столкновении. Блажка сощурилась, ожидая, что ее брат окажется растоптан, но Овес обхватил руками пояс человеческой половины, твердо упершись ногами в пол. Затем потянул назад – металл зашипел, когда Овес ногами стал бороздить кучу монет. С душераздирающим ревом он сумел поднять невероятный вес человека и лошади. Затем Овес вытянул руки, упал плашмя на спину, впечатав в пол и кентавра, обрушив весь его вес ему же на голову. Звериные кости треснули – и позвоночник громче всех.

Все шесть конечностей задергались в предсмертных судорогах. Овес поднялся и подошел к Блажке. Публика взорвалась радостными криками, давая волю охватившему ее изумлению.

– Значит, идем домой, – буркнул Овес и наклонился, чтобы загрести своими ручищами побольше монет.

Овес сидел на перевернутом ведре и слушал, а полурослица обрабатывала его раны. Несмотря на то что трикрат устроился на такой небольшой высоте, ей все равно приходилось становиться на табурет, чтобы дотянуться до его лица.

Когда Блажка закончила рассказ, он медленно кивнул и осторожно потрогал пальцем нижний клык. Полурослица хлопнула его по руке и бросила предостерегающий взгляд. У нее был только один глаз – второй закрывал лоскут кожи, – но ей удалось вложить в этот взгляд двойной укор. Овес опустил руку.

– Когда я увидел, что за мной пришла ты, то, если честно, понадеялся, что дела стали лучше. Но это…

Блажка не возразила.

– Крах-из-Плоти, – пробормотал трикрат. – Черт. А мы думали, это Штукарь заноза в заднице.

– От него мы тоже не избавились.

– Но ты же не думаешь, что эти сар… зайра… как там их?

– Зарацены.

– Ты же не думаешь, что он с ними?

– Я не знаю, – призналась Блажка, сидя на шаткой койке, служившей Овсу ложем. В сырой пещере, в которой он жил с тех пор, как пришел в Яму, было тесно и безрадостно. – Мне показалось, что нет, но именно это получалось у жирного ублюдка лучше всего. Чтобы казалось.

Овес хотел снова кивнуть, но это расстроило работу полурослицы, занимавшейся большим рубцом. Резко щелкнув языком, она умело шлепнула его по затылку.

– Черт, Жрика! – пожаловался Овес, отпрянув.

– Не дергайся, – приказала миниатюрная женщина, выставив перед ним палец.

Блажке пришлось подавить улыбку. Хорошо, что здесь не было Берил. Та могла бы убить эту Жрику просто из ревности. Овес замер и продолжил терпеть ее внимание с гримасой раздражения.

Монеты, которые он добыл, лежали в больших сумах, выставленных вдоль сырой стены в изголовье койки. Количество их было таково, что больно было смотреть. Пещера не закрывалась дверью, и Блажка могла лишь догадываться, как деньги оставались на месте, как не понимала и того, почему все эти богатства не были давным-давно выкрадены из Ямы. Она так многого не знала об этом дурном месте, но узнавать больше ей и не хотелось. Ни тогда, ни сейчас. Она сделала свой выбор раньше и получила деньги, а Овес выжил. И ему чертовски повезло остаться в живых. Блажке чертовски повезло, что он остался.

– Когда вернемся, – сказала она, – решим, что делать. Как копыто.

Бородатые челюсти Овса оставались сжаты, но не из-за боли от тряпки полурослицы. Он не мог только посмотреть Блажке в глаза.

– В чем дело? – спросила она.

– Сколько времени? – Его вопрос пронизывало раздражение.

Блажка помолчала, раздумывая, как ответить. Овес не понимал.

– Сколько времени ты собиралась терпеть эти приступы, не сказав мне? Сколько времени ты собиралась болеть, отхаркивая месиво, думая, что оно тебя убивает, не сказав мне?

Она встретила его полный боли взгляд. Лучше было признаться.

– Нисколько.

– Черт, Иза… – Овес яростно выдохнул.

Было еще кое-что. И ей нужно было об этом сказать.

– Это была одна из причин, почему я отправила тебя подальше. Боялась, что увидишь.

Овес напряг челюсть и отдернул голову от тряпки полурослицы таким медленным и уверенным движением, что женщина даже не попыталась ему препятствовать.

– Одна из причин? А мне кажется, единственная!

– Овес, ты морил себя голодом.

– Мы все морили.

– Остальные не делали этого намеренно, нахрен.

– Я по крайней мере этого не скрывал!

– Я пыталась защитить копыто!

– Как и я!

– Умирая от голода?

– А захлебываясь месивом? Что за дура!

– А что бы ты сделал? Если бы узнал?

– Не знаю. Меня же там не было. Потому что ты отослала меня сюда!

– Ради твоего же блага!

– Да ради твоего!

– Вранье!

– Ты сама только что призналась!

– Именно! И я об этом чертовски сожалею!

– Сожалеешь? Сожалеешь, нахрен?!

– А тебе что, еще дать сиську пососать? Ну тебя нахрен! Не знаю, что еще тебе сказать!

– Как насчет тво…

– ЭЙ! – вскричала полурослица, после чего замерла, как статуя.

Блажка с Овсом перестали орать друг на друга. Затем надолго воцарилось молчание, и они сидели, только зыркая глазами.

– Вы все? – спросила Жрика с вызовом. – Я наполовину потеряла зрение и не хочу лишиться еще и слуха, вынося вашу ругань. Хрен Беликов, полуорки те еще крикуны! Я бы сказала, чтоб вы уж лучше перемолотили друг дружку, чтобы все уладить, но не хочу лишней работы на сегодня. Поэтому спрошу еще раз. Вы все? Если нет, то у меня тут есть еще немного тряпок, чтобы заткнуть ваши горластые клыкастые пасти.

– Мы все, – пробурчал Овес. Затем медленно вдохнул. – Братья знают?

– Что знают? – спросила Блажка.

– Про месиво.

– Только Колпак. Он учуял во мне слабость, как чертов стервятник. Но я не собираюсь рассказывать всем. Рассказывать все. Если захочешь бросить мне вызов, чтобы стать вождем, я пойму.

– Жрика, дай мне свою тряпку. Хочется запихнуть ее поглубже в глотку моему вождю.

Полурослица не потянулась за тряпкой, но ее взгляд скользнул к Блажке.

– Здесь самобичевание не стоит и кучки дерьма, девчонка.

Блажка безрадостно улыбнулась.

– И прекрасно. Но другие могут посчитать иначе. Это не самобичевание – быть готовой потерять свое место. Подобные тайны погубили Ваятеля.

Овес ничего не ответил, и Блажка не винила его. Меньше самобичевания стоила только жалость других.

– Овес, что бы там ни вышло с братьями, ты должен знать… Это может стать концом для нас. Для Ублюдков. Черт, я даже не уверена, что мы увидим Отрадную на месте, когда вернемся. Вот такая дерьмовая правда. Этот орк и его звери, голод, долбаный Бермудо, я могу не… мы можем не найти способ со всем справиться. Я хочу, чтобы ты знал, чтобы узнал от меня напрямую, что я пришла за тобой поэтому. Подумала, ты захочешь быть там со всеми нами. Подумала… ты бы ни за что не простил меня, если бы Ублюдки обратились в прах без тебя.