Питер Ньюман - Злость [litres]

– Мы должны доверять Семерым.

– Почему? Почему должны?

– Не думаю, что ты поймешь.

– Да? Что ж, а я не думаю, что ты…

Веспер поднимает руку.

– Пожалуйста, не надо. Не ссорьтесь.

Она останавливается, остальные – тоже.

– Мы не можем вернуться к прежней жизни – мы видели слишком многое. Мне жаль, Джем. Если мы сейчас что-нибудь не сделаем, то все станет только хуже. Со временем Тоска дотянется до нас. И бежать будет некуда.

– Несколько лет лучше, чем ничего.

– Да? Как ты сможешь жить, зная, что́ грядет? Я бы не смогла. Меч не может. Всё в наших руках, мы должны найти решение. Больше некому. Все боятся, даже другие демоны. Даже Семеро, – вздыхает она. – Ты не обязан идти с нами, если не хочешь. Но я не думаю, что могу отступиться.

Во время речи Веспер Диада неосознанно кивает.

– Ну что, идешь?

– Ты в курсе, что выбор невелик? Умереть здесь или в любом другом месте.

Он пожимает плечами.

– Но не думаю, что я когда-либо доверюсь кому-либо еще. Очень долгое время я был уверен, что умру в одиночестве.

Он смотрит на Самаэля, затем на Веспер.

– Эта мысль, мысль о том, что у тебя никого нет, до сих пор пугает меня куда больше всего остального. – Он снова пожимает плечами. – Я с вами.

Улыбка Веспер выходит одновременно усталой и радостной.

– Отлично.

Они помогают друг другу выбраться из болота и вступить на косой пол Рухнувшего Дворца. Здесь нет ни малейших признаков кого-либо еще, обычные обитатели Дворца напуганы присутствием Злости, и поэтому группа устраивает привал. Еда съедена, усталые ноги отдыхают. Козленок восторженно носится по территории, желая куда-нибудь взобраться. Он блеет на спутников, поторапливая их, но приходится сесть – Джем опять не в состоянии подняться. Он предпринимает еще несколько попыток, но сдается. В итоге Самаэль берет его на руки, и он быстро засыпает.

Шагая и карабкаясь, в зловещей тишине они направляются к башне Очертания, и никто не чинит им препятствий. Даже мушиные облака держатся на почтительном расстоянии.

Сияющие стены поросли грибком, прикрывающим старые шрамы и великолепие прошлых лет. Козленок останавливается, сдирает полоску губчатой растительности и счастливо гарцует дальше. Вскоре они достигают башни – ее бронзовые стены местами оскверняются пятнами зелени.

– Вот он, – произносит Самаэль, и его голос эхом разносится по опустевшим улицам.

Веспер запрокидывает голову, чтобы увидеть вершину башни.

– Кажется, идти нам долго. Диада, ты останешься здесь с Джемом.

– Я так понимаю, это шутка?

– Нет. Тебе нужно отдохнуть, и мы не можем оставить Джема одного.

– Я буду не один.

Диада наклоняется к Веспер:

– Я все еще не доверяю Самаэлю.

– Я не о Самаэле говорила.

Через полузакрытое веко за Диадой наблюдает глаз. Она сглатывает и преклоняет колено.

– Я буду здесь, когда тебе понадобится моя помощь.

– Спасибо. – Веспер кладет руку Диаде на плечо. – Мне она понадобится.

Оставляя Джема, Диаду и Ищейку, они залезают на основание башни, пригибаясь под диагональным проемом, протискиваются между полом и стеной. Забираются по спиральной лестнице, и поверхности на их пути меняются ролями: иногда они идут по стенам, иногда опираются на них. Козленок с его нечувствительностью к неровным рельефам скачет впереди. Несколько раз Веспер оступается. От гулкого столкновения с твердой поверхностью на локтях и коленях появляются синяки, пополняя и без того впечатляющую коллекцию.

Очертание ждет их на вершине башни у незастекленного окна.

Пока Веспер переводит дыхание, козленок осматривается в поисках мебели, на которую можно залезть.

Засохшая грязь на ботинках Самаэля заглушает его шаги. Он приближается к Очертанию, снимает шлем, и они соприкасаются головами.

Веспер нервно ждет. Волоски у нее на шее встают дыбом.

Через несколько секунд они отходят друг от друга.

Самаэль делает еще шаг назад, выходя из разговора. Очертание ловит взгляд Веспер, потом отводит глаза. Его челюсть напрягается, устанавливая кости в нужную для производства речи позицию.

– Когда я просило Самаэля принести Злость, я не ожидало, что она придет по собственному желанию.

– Привет, – произносит девочка, прочищая горло. – Я Веспер. А ты – тот, кого называют Очертанием?

– Да. А ты начинаешь знакомство с представления, чтобы облегчить наш разговор. Я переняло эту идею очень давно и практически забыло о ней. Как ты понимаешь, у моего народа нет необходимости в таких церемониях. Мы знаем друг друга еще до того, как произойдет контакт.

Она делает первый шаг к нему, но оно предостерегающе поднимает руку.

– Не подходи ближе. Я не готово вновь встретиться со Злостью и не могу говорить так же, как ты, сохраняя правильное строение лица.

– Ты уже сражалось с мечом?

– Не сражалось. Но я видело, как с ним сражается мой господин.

– Ты было там, когда погибла Гамма?

– Да. Я видело, как Узурпатор ее убил, и потом, значительно позже, стало свидетелем ее мести.

– Что произошло?

– Пойдем, покажу.

Комната плохо освещена, и Веспер приходится использовать навикомплект, чтобы разглядеть обстановку. Она видит натянутые под потолком сдобренные древними мухами паутины – у них странная структура, будто сплетший их паук был пьян. Видит, как сквозь трещины в полу пробивается лоза с острыми как бритва ярко-фиолетовыми листьями. Они везде, за исключением пространства, где полулежа располагаются две фигуры, обнимающие друг друга, – родитель из иного мира и его взрослый ребенок, оба давно мертвые.

Веспер медленно движется к ним, аккуратно выбирая места, куда можно поставить ногу. Очертание и Самаэль заходят в комнату вслед за ней, но останавливаются на пороге. Козленок остается снаружи.

Меньшая из фигур полностью закована в броню. Изначально выкованная согласно благородной традиции рыцарей-серафимов, она, так же, как и ее хозяин, была извращена и переделана Узурпатором. Когда-то металл был живым и дышал, но теперь он молчит, скорчившись в последней предсмертной судороге. Для Веспер это выглядит так, будто пластины сперва нагрели, а затем в полузастывшем состоянии заморозили. В некоторых местах броня чрезвычайно тонка и похожа на разбрызганную у открытого рта слюну. В других – собрана в плотные бугры. Фигура внутри брони иссохла и превратилась в кучу непомерно тонких костей.

Обе ее руки отрезаны ниже локтя.

Бо́льшая из двух фигур – это раздувшаяся статуя с серебряной кожей, испещренной зелеными пятнами, которые в свою очередь сменяются буроватыми вкраплениями ржавчины. По всему его телу, переплетаясь, проходят дорожки шрамов, демонстрирующие историю починок, а на спине раскрываются крылья. В отличие от всего остального, крылья выполнены в натуральную величину, являя собой остатки благородного прошлого.