Эмили Дункан - Благословенные монстры [litres]

– Серефин? – умоляюще позвала она.

Он положил руку ей на плечо и протянул открытую шкатулку, внутри которой лежало одинокое черное перо. Надя беспомощно рассмеялась.

– Стервятник до глубины души, – прошептала она и прижала перо к губам Малахии. Затем она вытащила лезвие из его груди, прижимая ладонь к кровоточащей ране.

Рядом опустилась другая рука, со смуглой кожей и аккуратными длинными пальцами. Он должен был оставаться на берегу. Рашид нахмурился, глядя на цветы, которые распускались на кончиках его пальцев.

– Нет, он должен умереть, – сказала Надя. – Он должен умереть, иначе это не сработает.

– Надя? – слабо прошептал Малахия.

– Малахия, – она взяла его лицо в ладони. – Смерть коснулась тебя уже дважды. Это сработает. Пожалуйста, доверься мне.

Серефин издал сдавленный звук, и Надя оглянулась через плечо. Из храма исходил странный красный свет. Вдруг перед ее глазами предстала совершенно иная картина. Храм был поляной – той ужасной поляной – с окровавленным алтарем в самом центре. Малахия болезненно выдохнул сквозь сжатые зубы и попытался подняться.

– Нет, нет, нет, – сказала она, пытаясь удержать его на месте. Только не поляна. Только не это проклятое место, которое лишило его человечности и показало его истинное лицо. Она должна была его спасти. Она должна была его освободить. – Иначе ты умрешь навсегда.

Он оттолкнул Надину руку, лежащую у него на груди, и поцеловал ее. Его мягкие губы только усиливали боль, которая поселилась у нее под ребрами.

– Может быть, мое время пришло, – прошептал он.

– Что? Нет. – Она попыталась прижаться к нему, но он отстранился и поднялся на ноги, дрожа и истекая кровью. Он нежно поцеловал Рашида в висок, а затем прижался лбом ко лбу Серефина. На его губах появилась грустная улыбка.

«Он прощается», – в ужасе подумала Надя.

Малахия коснулся щеки Париджахан. Аколийка оттолкнула его руку, покачала головой и попыталась что-то сказать, но Надя не слышала ее из-за шума в ушах. Он вошел в храм.

– Нет, – выдохнула Надя, поднимаясь с земли. – Сейчас не время геройствовать.

Серефин закрыл глаз.

– Не могу поверить, что я это делаю, – с этими словами он последовал за своим братом.

Это была поляна. Это была та поляна, и те статуи, все мертвые и живые боги, и все они превратятся в ничто. Это их убьет.

Париджахан оглянулась, посмотрела на Надю с Рашидом и, не сказав ни слова, тоже зашла внутрь.

Стараясь не думать о том, что она идет на верную смерть, Надя переступила порог храма и позволила себя поглотить.

– Ты свободен от него.

Малахия медленно открыл глаза, приготовившись к ослепляющему свету. Он поморщился, ожидая, что его плоть начнет гореть, но ничего не произошло.

Он сидел на заснеженном полу храма, но это место больше не было обителью кошмаров. Прохладные каменные стены, алтарь из полированного мрамора, и ни одной капли крови. Когда-то здесь поклонялись богам.

– Значит, я мертв? – спросил он и не узнал собственного голоса. В нем слышалось непривычное тепло и спокойствие. Никакого проклятого пения.

– Более или менее.

– Он больше не вернется? – неуверенно спросил Малахия. Подняв голову, он увидел темное небо, усыпанное миллионами звезд. У него перехватило дыхание. – Ох.

– Там, наверху, не мои владения, и я сильно сомневаюсь, что ты захочешь говорить с тем, кто ими управляет.

Малахия оглянулся и тут же отпрянул.

Чья-то фигура была проткнута бесчисленными копьями и мечами. Незнакомец сгорбился под их тяжестью: когда-то он был высоким и гордым, но те времена давно прошли. Малахия не мог разглядеть его лица.

– Ты можешь меня видеть, а значит, в тебе осталось не так много человеческого.

Малахия чувствовал себя по-другому. Растерянным, взволнованным и невероятно грустным. На месте его сердца всегда зияла дыра, но теперь эта пустота не была такой всепоглощающей.

Он вернул свою душу, что бы это ни значило.

– Как тебя зовут? – спросил Малахия.

– Вецеслав.

Он узнал это имя. Но почему? Должно быть, замешательство отразилось у него на лице.

– Я очень привязан к маленькой клиричке. Я кое- что ей пообещал, хоть мне и не хочется этого делать. Но Чирног свободен, и после того, как он превратит в пепел ваш мир, то обратит свой взор к нашему. Считай это инстинктом самосохранения. Я даю тебе выбор.

Надин голос всегда звучал мягче, когда она говорила о Вецеславе. Кажется, этот бог нравился ей гораздо больше Маржени.

– Я не понимаю, – сказал Малахия, нахмурившись.

– Меня предупреждали, что разговор с транавийцем будет утомительным занятием.

– Ты убил так много моих людей, – парировал он, скрестив ноги.

– Стервятник, скольких ты уничтожил в своих поисках знаний?

Малахия не помнил точных цифр, но он знал, что плата была высока.

– Ты бог войны, – сказал он.

– Да. А ты можешь претендовать на божественность, к которой ты так отчаянно стремился. Будь таким, как я. Сейчас ты всего лишь мелкий божок, но тебе позволено подняться на ступень повыше.

Малахия поднялся на ноги.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Твои решения были ошибочными, но ты выбрал правильный путь. Просто нужно довести дело до конца.

Он правда мог сделать это? Он так усердно работал и стольким пожертвовал, а теперь его цель была всего в нескольких дюймах, и он наконец мог получить то, что так долго искал…

Но… чего именно он искал? Он спланировал смерть короля и провел ритуал, потому что король хотел заполучить божественную силу, а Малахия решил присвоить ее себе. Но божественная сила, не ограниченная смертностью? Это было совсем другое дело.

Он мог бы остановить Чирнога. Он мог бы все исправить.

Он мог бы остановить войну.

– Ах, ну тогда это простой выбор.

Малахия почти согласился, страстно желая поставить финальную точку в своих многолетних исследованиях. Положить конец этому долгому ожиданию.

Но он колебался.

– А у меня есть другой вариант?

– Смертность, – ответил Вецеслав – Но тогда тебе придется принять мое благословение.

Малахия отпрянул. Он больше не мог жить во власти бога, подавляющего его волю.

– Я не собираюсь тебя поглощать, – сказал Вецеслав. – Ты меня вообще не интересуешь. Однажды я уже заявил права на смертного, и это плохо кончилось. Думаю, на этот раз ничего не изменится. Но Надежда попросила, чтобы я предложил тебе этот вариант. Божественное прикосновение не исчезает бесследно, и даже если ты победишь Чирнога, твое сознание будет открыто для других кошмаров.

Малахия покачал головой:

– Я пытался уничтожить вас всех.