Кэтрин Парди - Луна костяной волшебницы [litres]

С огромным усилием я поднимаюсь и стараюсь успокоить дрожащие ноги. У меня есть собственные силы. И я использую их. Вот только в этот раз я не стану заботиться о том, какое впечатление произвожу на маму. Не стану полагаться на благодать, которую заслужила, чтобы заставить ее гордиться мной.

Серебристая сова влетает в разлом на потолке и начинает кружить вокруг меня. Ее распростертые крылья сияют в свете полной луны.

Я слышу, как ахает Сабина. А светлая кожа мамы приобретает пепельно-серый оттенок.

Уверенность наполняет мое тело и кости. Я не видела сову с тех пор, как она показала мне видение с Сабиной перед ночью переправы. И сейчас она вновь дает мне надежду.

Я распрямляю плечи.

Я отомщу за тебя, Бастьен. И за себя.

Внезапно по венам разливается волна адреналина. И я, сжав руки в кулаки, медленно подхожу к матери.

– Вставай, если осмелишься драться со мной.

Она хмурится.

– Не говори глупостей. – Она поднимается на ноги, и мы оказываемся лицом к лицу. – Тебе не выстоять против меня. Мне не хочется калечить тебя, чтобы доказать это.

Она опять сомневается во мне. Пытается заставить чувствовать себя неполноценной. И не ожидает атаки, когда я толкаю ее с невероятной силой.

Она отступает на несколько шагов и с удивлением смотрит на мешочек с моими костями благодати в своих руках. Ее глаза распахиваются.

– Как ты это сделала?

Честно говоря, я и сама не понимаю, откуда у меня взялись силы. Может, их подарила мне серебристая сова. А может, так повлиял на меня Огонь полной луны Элары. Или это выплескиваются наружу ярость и душевная боль, копившиеся годами.

– Бастьен тоже стал твоей жертвой или его смерть напрасна? – требовательно спрашиваю я.

А затем провожу ладонью по ее ключице. Ожерелье из медвежьих когтей впивается ей в кожу. Она отступает еще на три шага, все еще удивленно взирая на меня.

– Ты тоже когда-то хотела убить Бастьена, – отвечает она.

– Потому что ты всю жизнь учила меня, что другого пути нет.

В этот раз мама успевает подготовиться к моей атаке и замахивается ногой, чтобы ударить меня. Но я перехватываю ее икру на полпути до меня и сильно выворачиваю ее. Мама переворачивается в воздухе и падает плашмя на мост.

Серебристая сова кричит над нашими головами. И это звучит как одобрение. Даже Сабина не просит меня остановиться.

Я возвышаюсь над мамой. Она отползает назад, держась за ногу.

– Убив меня, ты не вернешь Бастьена к жизни, – говорит она. – Ты никогда не узнаешь, сколько упорства для этого нужно.

– Я не собираюсь убивать тебя, – уверенно и спокойно говорю я. – А заберу у тебя все кости благодати, что ты носишь, и брошу их в бездну. Чтобы у тебя больше никогда не появилось возможности причинить кому-то боль.

Она сглатывает, видя, как я тянусь к ее короне из черепа и позвонков.

– Стой! В этом нет необходимости, Аилесса.

Она быстро поднимается, стараясь не наступать на раненую ногу. А затем оглядывается через плечо. Черные пылинки почти развеялись. И в ее глазах мелькает паника.

– Он не пришел, – бормочет она. Тирусу все еще нужна жертва.

Я пристально смотрю на нее, надеясь, что она попытается атаковать меня, чтобы отправить через Врата.

Но мама внезапно переводит взгляд мне за спину и ахает.

– Отпусти Сабину немедленно!

Мое сердце едва не выпрыгивает из груди. Я оборачиваюсь назад. Но Каз не угрожает Сабине.

Она все так же крепко удерживает его, выглядя такой же растерянной, как и я.

Резкий рывок в районе кармана моего платья вынуждает вновь обернуться к маме. И она тут же хватает меня за плечи.

– Нет!

Она отталкивает меня назад на несколько метров… но не к Вратам, а от них. Я падаю спиной на мост. Плечо пульсирует от боли, но мне удается поднять голову и приготовиться к новой атаке. Вот только мама не двигается. Лишь сжимает флейту в руках.

– Прости меня, Аилесса.

Ее черные глаза светятся раскаянием, но на лице не отражается ни единой эмоции. Она бросает мешочек с моими костями благодати и торопливо шагает вперед, несмотря на раненую ногу. Обходит Бастьена и устремляется к последним клубящимся пылинкам Врат Тируса.

У меня перехватывает дыхание.

– Мама, нет!

Я вскакиваю на ноги и бегу за ней, чувствуя, как все полыхает в груди.

Врата закрываются, но песня сирены становится все громче. Я призываю все оставшиеся силы, чтобы отгородиться от соблазнов Подземного мира. Сердце сжимается, когда приходится перепрыгнуть через распростертое тело Бастьена. Но я продолжаю бежать вперед быстрее, чем когда-либо в жизни. И за пару мгновений догоняю маму.

Я протягиваю руку, чтобы схватить ее.

– Пожалуйста, не делай этого!

Меня не должно волновать, если она прыгнет… если пожертвует собой ради того, кого любит сильнее. Но меня волнует.

Элара, помоги мне, меня это волнует .

Но мне не удается схватить ее. Мама отталкивается от земли в огромном прыжке. Ее волосы разметаются за спиной, словно плащ из тьмы, пока она летит по воздуху. Сквозь пылинки. Через Врата.

Пылинки разлетаются в стороны, словно она врезалась в стекло, но не превращаются обратно в дверь, а опадают в пропасть мерцающими частичками.

Я падаю на колени.

– Мама!

Я смотрю на стену, где еще минуту назад клубились черные пылинки. Мерцающие Врата Элары тоже исчезли. Нож трясется в руке у шеи Казимира. И я даже не могу отпустить его, чтобы вытереть слезы. Мама . Почему я чувствую такую тяжесть в груди? Одива участвовала и в моей жизни с самого рождения. Но я никогда не понимала, почему… пока все не выяснилось три дня назад. И за это время я не успела возненавидеть ее… или высвободить больше места в своем сердце. Но теперь она покинула этот мир, а ее последняя жертва оказалась напрасна.

Аилесса медленно отворачивается от стены. В одной ее руке виднеется прядь волос, а вторая безжизненно висит вдоль тела. Наши взгляды встречаются. Я замечаю, как у нее дрожит подбородок. Меня охватывает нестерпимое желание как можно скорее пересечь мост, чтобы Аилесса могла поплакать у меня на плече.

– Позволь мне подойти к ней, – молит Каз, несмотря на все необъяснимые вещи, что он видел этой ночью. – Позволь утешить ее.

Но прежде чем я успеваю одернуть его, чтобы он замолчал, Аилесса вздыхает и закрывает глаза.

– Ох, Сабина… зачем ты привела его сюда? – В ее тихом голосе нет ни грамма злости, лишь бесконечная усталость. – Прошу, уведи его отсюда.

Я хмурюсь. Она хочет, чтобы и я ушла?

– Но…

Аилесса переводит взгляд на Бастьена и падает на землю, всхлипывая от новой боли.

– Мама убила его, когда узнала, что он не мой… – Она закрывает лицо руками, отказываясь произносить « amouré ».