Линси Миллер - Что мы пожираем [litres]

– Это отрицательный результат, – сказала Карлоу. Она развернулась, ее очки ударились о ее грудь. На стекле заплясали лучи солнечного света. – Мы не можем доказать отрицательный результат.

В стеклах ее защитных очков отражались три фигуры.

Я развернулась. Позади нас с Бэзилом никого не было.

– Что случилось? – спросил Бэзил, толкая меня локтем в бок.

– Не знаю, – ответила я. – Карлоу, в твоих очках есть магия? Можно посмотреть?

– Это обычные очки, – она стянула их через голову и протянула мне. – Разве что не разобьются при ударе, только треснут.

Я поднесла их к свету. В моем собственном отражении, в синяке под глазом, показался палец, и я поняла, что это был палец Двери. Я бросила очки Карлоу.

– Из-за Двери мы видим разные вещи, – сказала она. – Я постоянно вижу Крика.

Я кивнула.

– Мне кажется, она на меня злится.

– Странно, – сказала Карлоу. – Крик в последнее время вообще на меня не злился. Вот почему я знаю, что это не он.

По саду пронесся звон колокола. Бэзил схватил меня за руку. Карлоу посмотрела в сторону города.

– Пожар, – сказала она. – Это сигнал о том, что в городе пожар.

Я замерла. Я слышала этот звук за несколько дней до смерти мамы. Его эхо все еще разносилось по городу, когда она лежала в постели, вся обгоревшая, едва в состоянии дышать от своих ран. Каждый день мне снилось, как я исцеляю ее, но у меня не получилось ее вылечить.

– Мы должны помочь, – сказала я. У меня перехватило дыхание. – Скорее.

Я побежала, Бэзил следовал за мной по пятам. Сначала мы почувствовали вкус едкого дыма, слишком рассеянного, чтобы его можно было увидеть, но слишком горького, чтобы не обращать на него внимания. Он кипел и сгущался над городом, повсюду рассеивая серо-черный туман. По улицам разносилось зловоние горящей плоти и пороха и запахи мочи и серы. Я вела Бэзила по знакомым улочкам, а люди разбегались в разные стороны, крича, чтобы остальные несли воду и звали целителей. Здания были слишком близко. Даже те, что находились в нескольких кварталах от костра, дымились плавающими углями. К тому времени, как мы добрались до Болот, дым был густым, как вода.

Пожар разгорелся в первом здании завода боеприпасов. Единственный выход был перекрыт. Благоосененный, еще слишком молодой для работы, которую ему поручили, пытался удержать входную дверь от обрушения. Бэзил нырнул в толпу и оттащил благоосененного в сторону, прежде чем он успел закончить свой контракт. Он толкнул ребенка ко мне. Губы Бэзила шевельнулись, и он соединил трясущиеся руки. Камни поднялись с земли у его ног и подперли дверной проем. Грязь под ними осела.

– Они тебе что-то говорили? – спросила я у парня, оттаскивая его прочь.

– Использовать камни. На земле много камней, но я не знаю, что с ними делать. – Благоосененный закашлялся, из символа Жизни на его груди брызнула кровь. – Ни один из моих контрактов не может это исправить. Я не знаю, как использовать камень.

Я вытерла его лицо рукавом своего пальто.

– Ты работаешь там?

– Да, – сказал ребенок, – но я только начал. Я не знаю, как…

– Все нормально. Послушай, ты не слышал взрыв?

Ребенок покачал головой.

– Ты знаешь, где хранятся боевые снаряды? – спросила я, взглянув на Бэзила. Из-за людей и дыма благоосененного почти не было видно. – Или порох?

– За зданием, – сказал он. – Совсем рядом.

Ну конечно. В Болотах было слишком мало места. Поэтому фабрики и канал, в который впадала река Язык, отделяла его от Встреч.

– Иди и помоги всем целителям, которых найдешь! – Я оттолкнула ребенка. – Бэзил?

– Лора! Сюда! – Бейнс махал мне поверх толпы.

Его глаза были красными, а повязка на груди сочилась чернилами и кровью.

– Я, может быть, и смогу удержать здание от обрушения, но я не могу использовать кислород в своих контрактах. Это запрещено.

Конечно. Лучше запретить всем благоосененным создавать кислород, а то ведь тот, кто связан знаком Жизни, может создать в вене пузырь воздуха. От этих знаков не было совершенно ничего хорошего. Без них благоосененные могли бы полностью остановить пожар.

Но нет – эти жизни были необходимыми жертвами, чтобы гарантировать, что никто никогда никому не причинит вреда.

– Бэзил, – крикнула я. – А что активирует порох?

Он покачнулся.

– Селитра. При нагревании она вырабатывает кислород и…

Порох, которым мы пользовались сейчас, был создан благоосененными. Водой его было не обезвредить. Кислород поддерживал горение, но если уничтожить кислород, все задохнутся. Жертва за такое разрушение в любом случае была бы слишком велика.

В толпе раздался резкий голос Карлоу.

– Дайте пройти! У меня есть идея.

Мы с Бэзилом обернулись. Карлоу покатила к огню металлическую бочку, солдаты и целители пытались ее остановить. Она оттолкнула их и пнула бочонок вперед. Из него просыпался белый кристаллический порошок. Бэзил зашипел.

– Ты ограбила мыловара? – закричала я.

– Да! – Карлоу засмеялась, ее знак сильно кровоточил. – Как думаешь, сколько там аммиака и серы?

– Что? – Бэзил схватил ее за руку. – Ты не станешь этого делать.

– По крайней мере, от этого проклятья будет хоть какая-то польза, – сказала Карлоу.

Она закрыла глаза, и я почувствовала силу, исходящую от ее благотворца. Мои творцы заскулили, и Бэзил поморщился. Порошок, который Карлоу принесла с собой, исчез, ее благотворец принял его в обмен на то, что она создавала, и на передней половине здания осел бледно-желтый снег. Он обильно падал прямо на пламя, погружаясь в каждую горящую трещину.

– Господи, – пробормотала я. – Карлоу, что ты…

Она засмеялась и упала на землю.

– Нам запрещено проводить серьезные химические изменения, – Бэзил обнял Карлоу одной рукой и попытался оттащить ее. – Ее знак убил ее.

– Да чтоб они все сгорели! Все, кто контролирует знаки, все советники и пэры. – Я схватила Карлоу за ноги и помогла донести ее до дома целителей в квартале отсюда. – Задняя часть здания все еще горит. Мы должны остановить огонь до того, как он доберется до боевых снарядов.

Бэзил побледнел.

– Черт.

Я оглядела толпу. Здесь должен был быть кто-то, кто мог бы помочь, кто-то, кто мог бы сделать все, что угодно. Мне нужна была жертва, больше, чем кровь или воспоминания, чтобы уничтожить огонь или кислород, который его питает. А осененные ничем не могли помочь из-за их знаков. Богатые позаботились о том, чтобы простой народ Цинлиры никогда не смог спастись.

Бэзил, рыжие волосы которого были черными от пепла, а щеки розовыми от блестящих ожогов, вытащил из-под обломков еще одного выжившего. Он убрал с лица женщины ломкие волосы и проверял ее дыхание. По его лицу было невозможно сказать, что он думает.