Кассандра Клэр - Железная цепь [litres]

В другое время Корделия прыгала бы от счастья, если бы ее сравнили со знаменитыми персидскими воительницами. Но сейчас горькие мысли о Лилит не шли у нее из головы. Она сделала над собой усилие и улыбнулась.

– Тебе следует отдохнуть, Mâmân …

– О, какая чепуха, – небрежно взмахнула рукой Сона. – Я никогда не рассказывала вам, но я вынуждена была провести в постели последние несколько недель перед тем, как ты появилась на свет, да и перед рождением Алистера тоже. Кстати, Алистер, дорогой, ты не оставишь нас ненадолго? У меня есть небольшой разговор к Корделии.

Алистер, едва скрывая радость, забормотал что-то о необходимости собрать вещи и попятился в коридор.

Сона взглянула на дочь блестящими глазами. На миг Корделия пришла в ужас – неужели мать хочет спросить, не ждет ли она ребенка? При одной мысли о подобном разговоре ей хотелось провалиться сквозь землю.

– Лейли, дорогая, – начала Сона. – Я хотела с тобой кое о чем поговорить. После смерти твоего отца я много думала и пересмотрела свое мнение о некоторых вещах.

Корделия была удивлена; она не заметила ни горя, ни слез, которые совсем недавно лились из глаз Соны при упоминании имени Элиаса. Мать говорила ясным, спокойным голосом, во взгляде ее угадывалась лишь легкая грусть и нечто вроде сожалений о прошлом.

– Я знаю, что ты не хотела становиться женой Джеймса Эрондейла…

– Мама, все не так…

– Я не говорю, что ты его не любишь, – перебила ее Сона. – Я вижу, как ты смотришь на него, и давно догадалась о твоих чувствах. Возможно, вы поженились бы рано или поздно, но случилось то, что случилось, и скандал ускорил события. Разумеется, я меньше всего хотела такой судьбы для своей дочери. – Она плотнее завернулась в халат. – Однако судьба человека редко складывается так, как ему хочется, Лейли. Когда я выходила замуж за твоего отца, я знала о нем лишь то, что он – великий герой. Позднее, когда я поняла всю тяжесть его… состояния, я отдалилась от семьи. Я была слишком горда и не желала, чтобы они догадались.

В тишине было слышно, как Райза напевает что-то на кухне. Корделия прошептала:

– Mâmân …

Корделии показалось, что глаза Соны блестят неестественно ярко.

– Не будем сейчас о моих жизненных трудностях. Просто выслушай меня. Когда я была совсем молодой девушкой, я мечтала о многом. О героических подвигах, о богатстве и светских успехах, о путешествиях. Лейли… сейчас мое единственное желание – это видеть, что ты стараешься воплотить свои мечты в жизнь. Не слушай тех, кто будет называть их пустыми юношескими иллюзиями. Презрение окружающих, насмешки, унижения, мнение так называемого приличного общества – все это сущие пустяки. Самое главное – это никогда не изменять себе и в любой ситуации поступать так, как ты считаешь нужным.

Эти слова поразили Корделию в самое сердце, подобно удару кинжала. Она молчала, не зная, что ответить.

Сона продолжала:

– И еще я хочу тебе сказать – и Алистеру я тоже это скажу, – чтобы вы не возились со мной, не тряслись надо мной до того дня, когда появится ребенок. Я не такая уж слабая женщина, я тоже Сумеречный охотник, как и вы; а кроме того, мне хочется, чтобы вы оба прежде всего думали о собственном счастье и делали все, чтобы достичь его. Повторяю, это мое единственное желание. Иначе я буду страдать. Ты понимаешь?

Корделия смогла лишь невнятно пробормотать что-то в знак согласия и обняла мать. «Однажды я расскажу ей всю правду, – едва сдерживая слезы, подумала она. – Однажды, но не сегодня».

– Лейли.

Это был Алистер. Он уже причесался и сменил порванную, заляпанную ихором одежду на чистый костюм, но лицо у него было изможденное, уголки рта опустились. Видимо, мысли о возвращении в лазарет к Чарльзу не доставляли ему никакого удовольствия. Корделия попыталась заговорить с ним о бывшем возлюбленном в карете по пути в Кенсингтон, но он сидел с каменным лицом и отвечал односложно.

– Карета ждет. Ты сможешь вернуться завтра.

– Не вздумай приезжать, – прошептала Сона и с улыбкой отпустила Корделию. – А теперь поспеши домой к своему красавчику-мужу. Уверена, он уже соскучился по тебе.

– Хорошо. – Корделия выпрямилась и взглянула на брата. – Но сначала мне нужно поговорить с Алистером. У меня есть к нему одна просьба.

– Это была превосходная речь, Джеймс, – произнес Мэтью, поднимая бокал портвейна. – Думаю, никто из нас не сумел бы солгать лучше тебя.

Джеймс сделал вид, что поднимает тост в ответ. Когда они вошли в вестибюль, ему захотелось немедленно рухнуть в ближайшее кресло, но, к несчастью, появилась Эффи и прочитала им длинную и гневную лекцию по поводу того, что не следует заносить на ковры ихор и грязь.

– Меня предупредили, что вы вернетесь в неподобающем виде, – сказала она. – Но никто ничего не говорил насчет рыбного запаха. Боже, это кошмар. От вас несет как от кучи протухших устриц.

– Довольно, Эффи, – быстро перебил ее Джеймс, заметив, что лицо Кристофера приобрело нехороший зеленоватый оттенок.

– А где миссис Эрондейл? – поинтересовалась Эффи. – Неужели ее отпугнула гнусная вонь?

Джеймс объяснил, что Корделия поехала с визитом к матери и скоро вернется; это сообщение как будто бы придало Эффи энергии. Она отправила молодых людей в ванную и велела возвращаться умытыми, причесанными и отчищенными от ихора в гостиную, где был разведен огонь.

Зайдя в спальню, Джеймс обнаружил, что кто-то – скорее всего Эффи – положил сломанный браслет Грейс на его ночной столик. Не желая оставлять эту вещь на виду, он сунул обломки в карман. Наверное, следует вернуть их Грейс, решил он, хотя сейчас мысли его были заняты совершенно другими вещами.

Переодевшись и спустившись вниз, он нашел в гостиной, в кресле у камина, Анну, которая каким-то магическим образом раздобыла себе новый костюм. На ней были бархатные брюки и пиджак цвета темного золота.

Корделия вернулась как раз в ту минуту, когда Эффи появилась на пороге гостиной и начала накрывать на стол. Она устроила им небольшое пиршество: ланкаширские бисквиты с пряностями, карри из креветок, сэндвичи, булочки с изюмом и пирожные эклер.

При виде Маргаритки Джеймс почувствовал, как сердце его сжалось от нового, незнакомого чувства. Друзья набросились на еду, словно стая голодных волков, а он продолжал смотреть на Корделию, как зачарованный. На ней было темно-зеленое платье, и он подумал, что ее кудри похожи на лепестки бордовой розы, лежащие на зеленых листьях. Волосы были собраны на затылке и перевязаны шелковой лентой. На ногах у нее были зеленые туфельки. Взгляды их встретились; когда Корделия повернулась к нему, он заметил у нее на шее кулон, его подарок, крошечный золотой шарик, который почти касался выреза платья. Кортаны не было – видимо, она оставила ее в своей спальне.