Лори Ли - Лес душ [litres]

– Скорей, – кричу я, когда Фаут замирает.

Она делает два сдавленных вдоха, а затем подпрыгивает и бросается снова бежать, когда стрела вонзается в землю рядом с ее ботинком.

– А наши дрейки?

– Мы не успеем!

Мы пересекаем поле, направляясь прямиком в сторону чернеющих кривых силуэтов Мертвого Леса.

– Ты уверена? – кричит Фаут мне в спину. Новая стрела свистит по воздуху мимо нас.

– У нас нет другого выбора!

Если мы побежим за лодкой, которую украли в деревушке, то тоже потеряем много времени, да по каналам и без того плавает много лодок, так что нам не удастся быстро уплыть. А даже если бы мы и смогли выплыть из города, все заводи между Казаином и Эвейвином усиленно патрулируются. Если у всех тенеблагословленных такое острое зрение, как у Тейерна, нашу лодку тут же заметят. Однако не можем мы и возвращаться к дрейкам, потому что тогда за нами погонятся на север. И, таким образом, мы приведем нашу погоню прямиком в лагерь Саб-Хлий.

Это и правда ужасно, что единственным нашим выходом остается Мертвый Лес. Здесь, далеко на юге, полоска леса самая узкая. Если мы будем бежать быстро, то сможем пересечь чащу всего за пару часов. А как только мы окажемся в Казаине, то вернемся обратно на север, в Саб-Хноу. Восточный лагерь Ронина, копию Саб-Хлий, который как раз расположен посередине между Казаином и Ньювалинской империей.

Мертвый Лес чернеет вдалеке перед нами. Фаут начинает уставать, ее темп замедляется. Теперь уже нельзя возвращаться, так что я целенаправленно следую вперед и вхожу во мрак леса первая.

Мы не заходим глубоко в чащу. Как только нас не видно из-за деревьев, мы пригибаемся пониже к земле и наблюдаем за солдатами, которые замирают в тревоге и нерешительности перед деревьями. Их около дюжины, все громко спорят. Большинство, кажется, против того, чтобы заходить в Мертвый Лес, чтобы догнать нас, настаивая на том, что деревья и без того нас убьют. Через несколько минут появляется принц Мейлек. Его драгуль рассекает траву поля, оставляя за собой помятую тропу.

Солдаты расходятся, чтобы сторожить периметр, однако принц Мейлек остается поблизости, глядя на тьму леса. Несмотря на нашу схватку в аллее, при виде него внутри меня пробуждается чувство вины. Я прекрасно понимаю, что у него нет сил и власти освободить рожденных шаманами, и даже то, что он является братом королевы, не может ему помочь. Однако это ведь не означает, что у него нет власти вообще, и он тоже это прекрасно понимает.

Я хмурюсь, когда внезапно прихожу к удивительному умозаключению.

Кендара не в Вос-Гиллисе. Ее здесь и не было вовсе. Человек из числа приближенных королевы, помогающий рожденным шаманами сбежать, это и есть принц Мейлек. У него есть для этого все ресурсы и связи. Он всегда настолько предан королеве и своим обязанностям, что подобная мысль даже не приходила мне в голову раньше.

Тем не менее, как только вся его стража разбежалась или оказалась без сознания, он позволил нам уйти. О Сестры, какая же я идиотка.

Что-то шуршит слева от меня. Фаут шепчет мое имя. Ее голос дрожит.

– Верно-верно, – шепчу в ответ я. – Уходим.

И мы снова бросаемся бежать. Здесь, далеко от центра Мертвого Леса, деревья стоят дальше друг от друга, и их ветки не так туго переплетаются. Лунный свет достигает земли и освещает нам путь. Я прислушиваюсь к хрусту сухой коры и шорохам земли, где из нее выступают корни, сбрасывая с себя грязь.

Я мысленно пытаюсь успокоиться, говоря себе, что самое сложное уже позади. Кудера и остальные рожденные шаманами спасены. Но когда Фаут рядом со мной делает слабый, сдавленный вздох, я вспоминаю, что рядом со мной по-прежнему есть кое-кто, о ком я должна позаботиться до того, как закончится ночь.

– Как только мы доберемся до Казаина, оттуда далеко до Саб-Хноу? – уточняю я.

– Сложно сказать. Три, может, четыре дня… Я никогда не путешествовала так далеко на юг, – ее голос звучит так, словно ее мысли заняты чем-то другим, а все ее внимание приковано к окружающим нас деревьям.

Я опять вспоминаю то, что она рассказывала мне вчера о своей семье. Чувство вины поглощает меня, потому я и правда ничего не спрашивала у Фаут. Конечно, это потому что я прекрасно видела, что она не хочет иметь со мной дело, однако теперь мне хочется верить, что все изменилось.

– Из всех вещей, по чему ты скучаешь больше всего вдали от родной страны?

– Почему ты спрашиваешь именно сейчас? – удивляется она, ее тяжелое дыхание пронизано паникой. Она нагибается, уклоняясь от низкой ветки, которая, однако, и без того достаточно далеко, чтобы ее задеть.

– Потому что у тебя скоро собьется дыхание, если ты не успокоишься, – говорю я.

Она недовольно сдвигает брови, но начинает дышать спокойнее и более размеренно. Спустя несколько долгих секунд она отвечает:

– Поля подсолнухов, цветов Солнца.

– Их, должно быть, много в империи, которая поклоняется Солнцу, – говорю я уверенно, несмотря на стучащий в моих висках пульс. Но я не хочу, чтобы мой страх перекинулся и на Фаут.

– Они еще не зацвели, когда я в последний раз была в империи. Ты видела подсолнечные поля когда-нибудь?

Я качаю головой.

– Видела лишь несколько подсолнухов на рынке в Вос-Тальвине. А как давно ты служишь у Ронина?

– Много десятилетий. Теперь сложно найти подсолнечное поле, – морщинка между ее бровями становится глубже и заметнее. – Мы с сестрой когда-то обожали забираться на дуб, который рос перед нашим домом, и ели семечки подсолнухов до тех пор, пока пальцы не замерзали от весенних холодов.

Несмотря на нервозность, которой пронизан ее голос, я улавливаю в ее словах меланхолию, тоску по прошлому, которая никогда до конца не уходит. Она пробуждает и мои собственные воспоминания. Хотя Фаут, кажется, рада служить Ронину, я не могу перестать думать о том, что Край Пряльщиков стал для нее тюрьмой задолго до того, как стал тюрьмой для меня.

Хотя наша беседа и помогает отвлечь Фаут от ее паники, она определенно не особо часто бегает. В конце концов ей все же приходится замолчать, чтобы не сбить дыхание.

Мы бежим до тех пор, пока ее ноги не отказываются двигаться. Фаут падает, упираясь ладонями в землю, ее грудь тяжело вздымается с каждым вдохом.

– Я не могу, – выдавливает из себя она. – Я… не могу… больше бежать. – Она делает еще один глубокий вдох, когда я тяну ее, заставляя подняться на ноги. Опасно сидеть на земле, где корни деревьев в любой момент могут броситься на тебя. – Дай мне… минутку.

– Мы уже наверняка близко к казаинским границам. Мы побежим помедленнее, но нам нельзя останавливаться.

Фаут издает усталый стон, но не пытается возражать. Мы продолжаем наш путь, слишком медленно, чтобы я чувствовала себя комфортно, но Фаут все равно едва поспевает. Вскоре шорохи трескающейся коры вокруг становятся еще громче, раздаются отовсюду еще чаще. Фаут дышит еще тяжелее, ей мешают и усталость, и страх, но, похоже, она не может заставить свои ноги двигаться хоть чуточку быстрее даже с моей помощью. Я глазами оцениваю ее рост и вес, задумываясь, смогу ли я дотащить ее на своей спине, учитывая, что в нынешнем положении нам, скорее всего, не удастся сбежать от тянущихся за нами древесных корней.