Лори Ли - Лес душ [litres]

– Не пытайся вызвать во мне чувство вины. Моя личная врачевательница заботилась о Саенго, а сейчас я соглашаюсь рискнуть доверием Ронина, чтобы пойти с тобой.

Мне хочется поругаться и возразить, но он все-таки прав. Он уже сделал куда больше, чем я ожидала. Когда я снова начинаю говорить, то говорю сквозь стиснутые зубы:

– Ладно. Тогда смотри на это как на возможность продемонстрировать свое магическое превосходство.

– Сирша, каждая секунда, проведенная в компании с тобой, уже является для меня возможностью продемонстрировать свое магическое превосходство.

– Может, тогда мне стоит просто связать тебя и залепить рот кляпом, оставив тут как дезертира.

– Я невыносим в качестве заложника.

Я потираю виски.

– Ты же понимаешь, что мы и правда можем столкнуться с пряльщиком? И мы с легкостью можем скрыться от него, если ты…

– Без. Магии.

Я сердито выдыхаю.

– Ну и пожалуйста. Если на нас нападет огромный паук, я тебя брошу и убегу. Встречаемся на заднем дворе.

Не дожидаясь его ответной реплики, я выбираюсь через разбитое окно и бесшумно приземляюсь на ноги. Теперь, когда Тейерн отказался воспользоваться магией в случае необходимости, я куда меньше уверена в своем плане, но с этим ничего не поделаешь. У меня не занимает много времени дорога по крышам замка, и вскоре я подхожу к стене, огибающей садовый лабиринт. Меньше чем через минуту приходит и Тейерн. Как только мы удостоверились, что за нами никто не следит, мы входим сквозь арку.

– Как очаровательно, – тихо ворчит он.

Мы шагаем медленно, озираясь по сторонам на случай, если стражники патрулируют территорию. И мы заходим еще не так далеко, когда Тейерн опять начинает говорить:

– Я услышал одну любопытную историю утром.

– Надеюсь, не об очередном лесорубе.

– Несколько дней назад в Вос-Гиллисе случился пожар. И, очевидно, группа рожденных шаманами воспользовалась паникой, чтобы сбежать из темницы.

У меня сводит желудок, но внешне я лишь делаю удивленное лицо.

– Неужели?

– Еще как. Это не лучший способ проверить свои навыки.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не оскорбляй меня, – говорит он, лениво закатывая глаза.

Что ж, полагаю, не имеет никакой разницы, будет ли он знать или нет, что в этом была замешана я. Я все равно уже считаюсь изменницей в Эвейвине.

– Если бы я ничего не предприняла, эти рожденные шаманами могли бы быть сейчас мертвы.

Выложенная камнями тропинка приводит нас к той самой арке, через которую я проходила в прошлый раз, выводя к следующей садовой стене.

– Не делай вид, что отправилась туда ради них. Ты пошла туда ради себя самой.

Я резко поворачиваюсь к нему лицом.

– Разве я еще не говорила тебе, чтобы ты не общался со мной так, словно ты все обо мне знаешь?

– Но ведь я знаю, – он скрещивает на груди руки. – О, ну конечно, какая-то часть тебя хотела спасти тех шаманов. Ты поразительно добросердечная. Но главная причина, по которой ты туда отправилась, это чтобы что-то доказать.

– И кому же, интересно знать? – спрашиваю я.

– Себе, кому же еще. – Его голос мог бы звучать доброжелательно, если бы только он не глядел на меня со свойственным ему снисхождением сверху вниз. – И тем рожденным шаманами, которые сбежали из долины Крайнес ради тебя.

Мое негодование ослабевает. Нет никакой конкретной причины, по которой я решила помочь рожденным шаманами освободиться. Ради них, ради себя. Из страха остаться никем, но в равной степени и из страха, что я не достойна ничего большего.

– Не приписывай их выбор себе, – говорит он. – Сбежать из тюрьмы, войти в Мертвый Лес, сбежать из Вос-Гиллиса: они сделали все это ради себя, а не ради тебя.

Я не собираюсь обсуждать эту ситуацию с ним. Однако в его словах есть здравый смысл. Большая часть рожденных шаманами, которые сбежали, скорее всего, даже не задумывались о том, правда ли я существую или нет, раз организованный бунт мог помочь им спастись из тюрьмы. Взять на себя ответственность за происходящее – значит отнять у них свободу сделанного ими выбора и смелость, которая от них потребовалась, чтобы этот выбор совершить. И все же это не означает, что мне полагается сидеть сложа руки.

Тейерн не ждет от меня ответа. Вместе этого он делает шаг вперед и говорит:

– Пойдем?

Тропинка раздваивается, а затем раздваивается еще раз, уводя нас все дальше и глубже в странные лабиринты из стен, арок и сорняков. Вскоре мы оказываемся в саду с тремя дорожками. Осознание того, что за нами опять наблюдают, пробуждается в моих мыслях, расползаясь под кожей и сдавливая ребра. Я потираю руки, которые неожиданно начинают замерзать.

– Туда, – шепотом произношу я. Мои ноги ступают осторожно, ботинки не издают ни звука, когда я делаю шаг, а затем еще один по пыльным камням. Тейерн рядом со мной ведет себя не так тихо. Сухая трава шелестит у него под ногами, и эти звуки в ночной тишине кажутся неимоверно громкими.

– Откуда такая уверенность? – спрашивает он у меня.

Напряжение внутри меня усиливается с каждым шагом, разливаясь по моему телу, точно наполняя меня, и я чувствую себя неуютно. Тот же самый страх переполнял меня, когда я входила в Мертвый Лес.

– Неужели ты ничего не чувствуешь? – качаю я головой, когда это мысленное давление начинает превращаться в настоящую боль, стуча в моем затылке. Уверенную и ритмичную, как стук сердца.

Тейерн запрокидывает голову, рассматривая каменные арки, которые тянутся, как мосты, ведя от одного сада к другому.

– Ничего я не чувствую.

– Ну что ж, хотя бы это ты в силах признать, – ворчу я, в ответ на что он с улыбкой косится на меня.

Тропинка резко сворачивает налево, ведя между высокими кирпичными стенами, а затем внезапно выводит нас в другой закрытый сад. Этот оказывается больше всех предыдущих, и куда более изысканным. Стены тянутся в два, если не в три раза дальше вширь, их поддерживают высокие колонны. Паутины виднеются между колоннами, они тонкие и рваные, точно старые кружева. Вместо сорняков тут просто пустые клумбы с сухой землей.

Тропинка, по которой мы идем, оканчивается у огромного строения, скрытого за паутинами. Это заброшенная секция замка, и единственный вход в нее, похоже, за этой деревянной дверью.

Я прижимаю ладони к своей темной тунике. Меня вдруг поглощает чувство, будто кто-то прикоснулся к моей оголенной коже вспотевшими ладонями, и я едва сдерживаюсь, чтобы не задрожать. Я смотрю на Тейерна, который выглядит совершенно спокойным, и спрашиваю:

– Что ты думаешь?

Его губы изгибаются.

– Какой же тут под стать всему нездоровый вид.

Он и правда ничего не чувствует, что бы это ни было. Я приказываю себе не дрожать, когда подхожу еще ближе, ощущая, как невидимые когти царапают мои мысли. Зовя за собой.