Брендон Сандерсон - Ритм войны. Том 2 [litres]

– Я должна убедиться, что твоя сестра знает все песни, – сказала Джакслим. – Возможно, буря моей жизни приближается к завершению, Эшонай.

– Тебе надо отдохнуть, – проговорила Эшонай в ритме мира.

– Отдых – для тех, у кого есть лишнее время, милая, – сказала мать, но не возражала, когда Эшонай повела ее к дому. Она плотнее запахнула одеяние. – Я могу с этим смириться. Наши предки навлекли на себя слабость, чтобы основать наш народ. Они столкнулись с хрупкостью тела и ума. Я встречу это с достоинством. Я должна.

Дома Эшонай устроила ее, принесла поесть. Потом хотела показать свои новые карты, но передумала: Джакслим не любила слушать о путешествиях дочери. Не стоит ее расстраивать.

Почему все должно было случиться именно так? Эшонай наконец-то получила от жизни, что хотела. Но прогресс, перемены не могли произойти без бурь и течения лет. Каждый прошедший день означал для ее матери еще один шаг на пути к распаду.

Время, жестокий владыка. Оно превращает детей во взрослых, а потом радостно, безжалостно отнимает все свои дары…

Они все еще ели, когда вернулась Венли. Теперь сестра все время прятала улыбку, словно тайком настроилась на ритм забавы. Она положила свой самосвет – тот, что со спреном, – на стол.

– Они собираются попробовать, – объявила Венли. – Набирают добровольцев. Я должна предоставить горсть этих самосветов.

– Как ты научилась делать такую же огранку, как и у человеков? – спросила Эшонай.

– Это было нетрудно. Просто потребовалось немного практики.

Их мать уставилась на самосвет. Она вытерла руки тряпкой и взяла камень.

– Венли. Мне нужно, чтобы ты вернулась к урокам. Я не знаю, как долго еще смогу быть нашей хранительницей песен.

– Потому что твой разум сдает, – сказала Венли. – Мама, как ты думаешь, почему я так старалась найти эти новые формы? Это может помочь.

Взглянув на мать, Эшонай настроилась на ритм изумления.

– Помочь? – переспросила Джакслим.

– У каждой формы свой образ мышления, – объяснила Венли. – Это сохранилось в песнях. А некоторые были сильнее, более устойчивы к болезням, как телесным, так и душевным. Так что если бы ты перешла на эту новую форму…

Ее мать настроилась на ритм размышлений.

– Я… не понимала, – сказала Эшонай. – Мама, ты должна пойти добровольцем! Наверное, это и есть выход!

– Я пыталась уговорить старейшин, – прибавила Венли. – Они хотят, чтобы сперва попробовали измениться молодые слушатели.

– Они прислушаются ко мне, – решительно заявила Джакслим. – В конце концов, моя работа – говорить так, чтобы они слышали. Я попробую эту форму, Венли. И если ты действительно достигла своей цели… Ну, я когда-то думала, что быть нашей новой хранительницей песен – наибольшее, чего ты можешь достичь в жизни. Мне и в голову не приходило, что ты сумеешь изобрести еще более почетное призвание – Хранительница форм.

Эшонай откинулась на спинку стула, слушая, как сестра поет в ритме радости. Только… ритм как будто сбился. Звучал быстрее. Может, жестче?

«Не выдумывай, – приказала она себе. – Не поддавайся зависти, Эшонай. Это может легко разрушить нашу семью».

Мне сказали, что необыкновенными свойствами обладает не сам песок, а то, что растет благодаря ему. Имея в своем распоряжении семя оригинала и некоторые подходящие материалы, можно создать больше песка.

Каладин метался, обливаясь потом и дрожа. Его разум переполняли видения умирающих друзей. Он видел Камня, который замерз на Пиках, Лопена, убитого на далеком поле битвы, Тефта, погибающего в одиночестве, усохшего до костей, с остекленевшими от огненного мха глазами.

– Нет! – закричал Каладин. – Нет!

– Каладин! – Сил летала вокруг его головы, от чего перед глазами вспыхивали полосы бело-голубого света. – Ты проснулся. С тобой все в порядке. Каладин?!

Он задышал размеренно и глубоко. Кошмары казались такими реальными и… цепкими. Как запах крови на одежде после боя.

Он заставил себя подняться на ноги и с удивлением обнаружил на каменном выступе небольшой мешочек со сверкающими самосветами.

– От Даббида, – объяснила Сил. – Он оставил их немного раньше, вместе с бульоном, потом схватил кувшин, чтобы сходить за водой.

– Откуда он…

Может, получил их от ревнителя в монастыре? Или потихоньку взял откуда-то еще. Даббид мог передвигаться по башне так незаметно, как Каладин не мог – люди всегда смотрели на Каладина, помнили его. Все дело в росте, думал он. А может, в поведении. Он так и не научился держать голову опущенной, даже когда был рабом.

Каладин покачал головой, затем принялся за утренние процедуры: потянулся, сделал зарядку, умылся тряпкой и водой, как мог. После этого позаботился о Тефте, вымыл его и переложил, чтобы предотвратить пролежни. Сделав все это, Каладин опустился на колени рядом с постелью Тефта со шприцем и бульоном. Он надеялся, что такое успокаивающее занятие, как кормление друга, утихомирит его разбушевавшийся разум.

Пока Каладин трудился, Сил устроилась на каменной скамье рядом с Тефтом. Она сидела, одетая в свое девичье платье, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Оба долго молчали.

– Как бы я хотела, чтобы он проснулся, – наконец прошептала Сил. – В том, как Тефт злится, есть что-то радостное.

Каладин кивнул.

– Я была у Далинара перед его отъездом, – продолжила она. – Спросила, может ли он заставить меня чувствовать то, что иногда чувствуют люди. Печаль.

– Что? – изумился Каладин. – Почему, ради десятого имени Всемогущего, ты такое учудила?

– Хотела почувствовать то, что чувствуешь ты.

– Никто не должен чувствовать себя так, как я.

– Я сама по себе, Каладин. Сама могу принимать решения. – Она невидящим взглядом смотрела мимо Тефта и Каладина. – Именно в разговоре с ним я начала вспоминать своего старого рыцаря, как уже говорила тебе. Я думаю, Далинар что-то сделал. Я хотела, чтобы он Связал меня с тобой. Он отказался. Но я думаю, что он каким-то образом Связал меня с моим прошлым. Заставил вспомнить и снова испытать боль…

Каладин ощутил бессилие. Он так и не научился бороться с собственной тьмой. Как он мог помочь кому-то еще?

«Тьен бы справился. Тьен бы знал, что сказать».

Буря свидетельница, он скучал по брату. Даже после стольких лет.

– Я думаю, – снова заговорила Сил, – что у нас, спренов, есть проблема. Мы считаем, что не меняемся. Иногда мы об этом говорим. «Люди меняются. Певцы меняются. Спрены не меняются». Мы думаем, поскольку наши части вечны, мы сами тоже вечны. Но ведь и кусочки людей – вечны. Если мы можем выбирать, мы можем измениться. Если мы не можем измениться, то выбор ничего не значит. Я рада, что чувствую себя такой, как сейчас, – это напоминает мне о том, что я не всегда чувствовала то же самое. Была той же самой. Это значит, придя сюда и отыскав другого Сияющего рыцаря, я приняла решение. Не просто сделала то, для чего была создана, но сделала то, что я хотела.