Брендон Сандерсон - Ритм войны. Том 1 [litres]

Он повернулся к Шаллан и Адолину:

– Вы оба готовы возглавить эту экспедицию? Шейдсмар опасен.

– На самом деле все не так уж плохо, – сказал Адолин. – Если предположить, что за нами не будут гоняться все это время, я думаю, будет забавно.

«В этом что-то есть, – подумала Навани, читая волнение юноши. – Он уже несколько месяцев мечтает вернуться в Шейдсмар». Но как же Шаллан? Она уселась на свое место и, хотя кивнула Далинару в ответ на его вопрос, казалась довольно сдержанной. Навани ожидала, что она тоже будет взволнована; Шаллан любила путешествовать по новым и незнакомым местам.

Далинар счел их согласие и общее отсутствие возражений со стороны монархов достаточным. Все было решено. Экспедиция в Шейдсмар и крупное военное вторжение в Эмул – оба плана были единодушно приняты.

До чего же легко все получилось! Навани не знала, что и думать. Было приятно продвигаться вперед, но, по ее опыту, легкий ветерок в один прекрасный день мог стать предвестником грядущей бури.

У Навани не было возможности высказать свои опасения до позднего вечера, когда закончился ужин с Фэн и Кмаклом. Она старалась находить время для монархов по отдельности, когда могла, поскольку Далинар часто отсутствовал, инспектируя войска на том или ином участке фронта.

Он не намеренно игнорировал общественные обязанности, как это делал Гавилар ближе к концу, – Далинар их просто не замечал. И ему, как правило, это сходило с рук. Людям нравилось видеть, что он живет по-солдатски, и они с умилением, а не с обидой говорили о его промахах по части хорошего тона. Несмотря на то что с годами он стал спокойнее, он все еще оставался Черным Шипом. Было бы неправильно, если бы он иногда не ел десерт пальцами или бездумно не называл «солдатом» какого-нибудь обладателя королевского титула.

Как бы там ни было, Навани позаботилась о том, чтобы все знали, что их ценят. По большей части это оставалось невысказанным, но никто по-настоящему не знал, каковы отношения Далинара с коалицией. Он просто еще один монарх или нечто большее? Он контролировал Клятвенные врата, и почти все Сияющие видели в нем своего старшего офицера.

Кроме того, многие из тех, кто порвал с господствующим воринизмом, относились к его автобиографии как к религиозному тексту. Далинар формально был не великим королем, а просто повелителем Уритиру, но другие монархи вели себя осторожно, все еще задаваясь вопросом, не станет ли эта коалиция в конечном итоге империей с Черным Шипом во главе.

Навани успокаивала волнения, давала туманные обещания и вообще старалась держать всех в нужном тонусе. Это была изнурительная работа, поэтому, когда она наконец вошла в свои комнаты, отрадно было видеть, что Далинар заставил их фабриаль обогревать помещение жарким красным светом. Он приготовил для нее чай «уналон» на плите – очень заботливо, так как никогда не заваривал его для себя, находя слишком сладким.

Она принесла чашку и обнаружила мужа на кушетке рядом с фабриалем, уставившегося на свет. Его китель висел на соседнем стуле, и он отпустил слуг, как нередко делал. Ей нужно будет еще раз довести до их сведения, что он не сердится из-за каких-то проступков, а просто ему нравится быть одному.

К счастью, он ясно дал ей понять, что на нее его жажда одиночества не распространяется. Он сразу же освободил ей место, чтобы она могла сесть перед теплым очагом и прильнуть к изгибу его руки. Она расстегнула пуговицу на рукаве и обеими руками сжала теплую чашку. За последние несколько лет она привыкла носить перчатку, и ее все больше раздражала необходимость надевать что-то более официальное на встречи.

Какое-то время она просто наслаждалась теплом из всех трех источников. Первое – тепло фабриаля, второе – тепло чая, а третье – тепло его тела, прижавшегося к ее спине. Самое желанное из всех. Он положил руку ей на плечо и время от времени поглаживал одним пальцем, словно говоря: «я помню, что ты рядом».

– Раньше я думал, что эти фабриали ужасны, – сказал он наконец, – потому что заменяют живое пламя чем-то столь… холодным. Теплым, да, но холодным. Странно, как быстро они начали мне нравиться. Нет необходимости складывать поленья. Можно не беспокоиться о засорении дымохода и задымлении. Удивительно, насколько удаление нескольких бытовых забот может освободить разум.

– Чтобы поразмыслить о Таравангиане? – догадалась она. – О том, как он поддержал предложение о войне, когда мы ждали возражений?

– Ты слишком хорошо меня знаешь.

– Я тоже волнуюсь, – призналась она, потягивая чай. – Он слишком быстро предложил войска. Нам придется их принять, знаешь ли. Мы несколько месяцев ворчали из-за того, что он удерживает свои армии, и теперь не можем их прогнать.

– Что он задумал? Именно здесь я, скорее всего, всех подведу, Навани. Садеас перехитрил меня, и я боюсь, что Таравангиан хитрее во всех отношениях. Когда я попытался сделать первые шаги, чтобы исключить его из коалиции, он уже настроил остальных, чтобы сорвать любую такую попытку. Он играет со мной и делает это ловко – прямо у меня под носом.

– Ты не должен противостоять ему в одиночку. Это не только твое бремя.

– Я знаю, – ответил Далинар, и его глаза как будто светились, когда он смотрел на яркий рубин в очаге. – Я никогда больше не испытаю того чувства, Навани. Того момента, когда я стоял посреди Расколотых равнин и смотрел, как Садеас отступает. Знал, что моя вера в кого-то, моя глупая наивность обрекли на гибель тысячи людей. Я не буду пешкой Таравангиана.

Она протянула руку и взяла его за подбородок.

– Ты пострадал от предательства Садеаса, потому что видел этого человека таким, каким он должен был быть, если бы поднялся над собственной мелочностью. Не теряй этой веры, Далинар. Это часть того, что делает тебя таким, каким ты стал.

– Таравангиан уверен в себе. Если он сотрудничает с врагом, значит на то есть причина. У него всегда есть причина.

– Богатство, слава. Возможно, месть.

– Нет. Нет, это не его случай. – Далинар закрыл глаза. – Когда я… когда я сжег Разлом, я сделал это в гневе. Дети и невинные погибли из-за моей ярости. Мне знакомо это чувство, я могу его распознать. Если Таравангиан убьет ребенка, он сделает это не из мести. Не из-за ярости. Не ради богатства или славы. Но потому, что он искренне посчитает смерть ребенка необходимой.

– То есть он бы назвал такое благом?

– Нет. Он признал бы это злом, сказал бы, что оно пятнает его душу. Он говорит… в этом смысл существования монарха. Человека, который готов барахтаться в крови, быть запятнанным ею и уничтоженным ею, чтобы другие не пострадали.

Он открыл глаза и потянулся к ее руке:

– В каком-то смысле это похоже на то, какими видели себя древние Сияющие. В видениях они называли себя… наблюдателями на краю. Они обучались смертоносным искусствам, чтобы защитить других от необходимости делать то же самое. Та же философия, только менее тусклая. Он так близок к тому, чтобы быть правым, Навани. Если бы я мог достучаться до него…