Дмитрий Колодан - Дом Ночи [litres]

– Да! Я…

– Дочь.

Одна из сестер подняла руку и указала в дальний конец залы, где в самом углу клубилась непроглядная тьма. Словно кто-то вылил в воду бочку чернил и они теперь медленно расползались причудливыми завитками и петлями, ежесекундно меняя форму. С первого взгляда было понятно, что эта темнота не просто отсутствие света, а нечто совершенно иное. Что она… живая?

– Иди, – услышала Ива голос сестер, – она тебя ждет.

– Кто меня ждет? – пискнула Ива.

Никто ей не ответил, но в тот же миг темнота в углу сгустилась, чернильные петли втянулись, сплетаясь вместе, превращаясь в некую фигуру. Пока только лишь в силуэт, дрожащую тень на стене, но постепенно обретая и объем, и форму. Это был кто-то очень большой… И страшный.

– Иди, – произнесли сестры, – она не любит ждать. Она умеет ждать.

Ива повернулась и сделала шаг.

Ива шла медленно. Не из страха, хотя коленки у нее, конечно, дрожали, но почтительно склонив голову, ибо откуда-то знала, что сейчас ей стоит проявить и почтение, и уважение, и даже смирение. С каждым ее шагом черная фигура в углу становилась все более различимой. Одна за другой проступали детали: рука с длинными пальцами, похожая на птичью лапу, крючковатый нос и выпирающий вперед подбородок, космы, спутанные, точно огромное воронье гнездо. Пока наконец Ива не поняла, что в углу стоит древняя старуха.

Ива замерла.

Самым старым человеком, которого она знала, был профессор Сикорский – точнее, он выглядел старше всех, кого она знала. Седина, старческие пятна, кожа, блестящая, как воск, и ломкая, как папиросная бумага… Сразу понятно, что этот человек много прожил и многое пережил. Однако, если бы профессор вдруг очутился рядом с этой старухой, приметы времени осыпались бы с него, как шелуха. В сравнении с ней он выглядел как желторотый птенец рядом со столетним вороном.

Старуха склонилась над Ивой, нависла над ней. Пришлось высоко задрать голову, чтобы заглянуть в ее темное лицо, изборожденное морщинами, глубокими, как лесные овраги. Под скулой пульсировала вена толщиной с яблоневый корень. В ответ старуха разглядывала Иву – с тем же любопытством, с каким любознательный человек мог бы разглядывать жука или муравья. Иву это разозлило, и она заставила себя выпрямиться и расправить плечи.

– Кто ты, дитя? Что привело тебя ко мне?

Голос прозвучал словно раскат далекого грома. Ива не столько услышала его, сколько почувствовала тяжелый гул, дрожью отозвавшийся в костях. От всей ее храбрости в одно мгновение не осталось и следа. Голос старухи смыл ее, как волна смывает следы на песке.

– Ива, – пискнула она. – Я дочь Матушки Ночи.

Темное лицо старухи пришло в движение: раздулись ноздри, перекатились желваки, дрогнули уголки рта, выгнулись морщины. Порыв холодного ветра разметал волосы Ивы. Это был… выдох? Фырканье?

– Дочь? Матушки Ночи? – Жуткая старуха оскалилась, продемонстрировав Иве пеньки гнилых зубов. В дуплах в этих зубах могли бы гнездиться птицы, да только какая птица согласится на подобное жилище? – Дочь, значит… А ну-ка, повернись-покажись…

Темнота у ног старухи забурлила черной пеной. Иве почудились хлысты и петли, извивающиеся, точно змеиные хвосты. Но стоило присмотреться внимательнее, и Ива видела лишь складки ткани на подоле длинного черного платья. Ей не хватило смелости перечить старухе, и она послушно повернулась кругом.

Похоже, старуха осталась довольна увиденным: она снова фыркнула, да так, что Ива едва устояла на ногах.

– Дочь… Ха! Ну тогда здравствуй, девочка. Я – твоя бабушка.

Ива уронила челюсть.

Кто? Ба… Бабушка?

Есть открытия, которые удивляют, другие же ставят в тупик. Но есть и такие, которые валят с ног, как хороший удар по носу.

До сего дня Ива и подумать не могла, что у нее есть кто-то вроде бабушки . То есть она знала, что такое бабушка – мать матери, – но это знание никак не соотносилось ни с ней, ни с Матушкой Ночи. Роль бабушки в ее жизни выполняли иные обитатели дома – например, Доброзлая Повариха или же Фати Бланш, белая дама с чердака, с ее кислющими леденцами из жестяной банки… Кто-то из них учил Иву, кто-то баловал, многие рассказывали истории и сказки… Но если подумать, все они были такими же детьми ее матери, как и она сама, кукушатами в построенном Матушкой гнезде.

– Ну, что ты вытаращилась? – с усмешкой сказала старуха-великанша. – Или твоя матушка ничего про меня не рассказывала?

Ива покачала головой.

– Кто… Кто вы?

– Если ты спрашиваешь мое имя, – сказала старуха, – то его у меня нет. Я пришла из тех времен, когда в именах не было нужды. Мне и сейчас оно без надобности, но ты, если хочешь, можешь звать меня бабуля.

Ива вздрогнула. Бабуля? Ну уж нет! Скорее небо упадет на землю, чем она решится на такое. Назвать это существо «бабулей» – все равно что назвать лесного волка, зверя дикого и страшного, «щеночком». И потом, старуха ведь не ответила на ее вопрос.

– Кто вы? – повторила Ива.

Старуха склонилась ниже и оказалась так близко, что Ива легко могла бы дотронуться до кончика ее длинного носа. Чего, конечно, делать не собиралась. Ей хотелось бежать и прятаться – где угодно, наверху в доме или в спасительной темноте подземелий. Вот только ноги стали как ватные. Куда бежать, если она не могла просто сдвинуться с места? К тому же Ива догадалась, что нет на свете такого места, ни на земле, ни под землей, где бы она могла укрыться от этой жуткой старухи.

– А ты умная девочка… Умнее прочих. – Ива не решилась спросить, кого бабуля имеет в виду. – Умная, но безрассудная, иначе тебя бы здесь не было. Что ж, я отвечу на твой вопрос так: я пришла из тьмы изначальной.

– Вы… Смерть?

Вопрос рассмешил старуху. И она не стала себя сдерживать – уперла руки в бока и расхохоталась. Темнота у ее ног вздыбилась и отхлынула, как приливная волна. На мгновение Ива увидела что-то вроде грубых башмаков или сапог – не то железных, не то каменных.

Старуха хохотала так, что казалось, от ее голоса того и гляди обрушатся потолок и стены каменной залы. Ее смех походил на бурление воды в закипающем котле и на карканье Стаи Короля Воронов, на треск ломающегося дерева и еще на множество подобных вещей, только сильнее и мощнее. Все внутренности Ивы обратились в желе и завибрировали в унисон. И прошло немало времени, прежде чем бабуля успокоилась: в тот самый момент, когда Ива решила, что умереть будет куда проще, чем дальше терпеть эту пытку.

– О нет… Нет, внученька , я вовсе не смерть. Тебе не нужно меня бояться. Смерть – это не кто-то, не старуха с косой, и не всадник на бледном коне, и не скелет, что правит повозкой, груженной трупами… Но если ты о том, могу ли я забрать твою жизнь… Что ж, в таком случае тебе стоит меня бояться, внученька .