А. К Ларквуд - Неназываемый [litres]

– Твой замах отвратителен, – сообщила Ксорве и уселась на край кровати.

– Отвали, – любезно отозвался Тал. – Что надо?

– Кажется, Канва уезжает, – сказала она. Было слишком мучительно говорить о том, что ее на самом деле беспокоило.

– Туда ей и дорога, – сказал Тал. – Считай, что тебе повезло, что не нужно больше ее терпеть. Этот ее взгляд. А Сетенай все время прыгал вокруг нее. О, расскажи мне о своих виноградниках, расскажи о летнем домике . Аж тошно.

Ксорве понимала, почему это казалось ему несправедливым. Обычно Сетенай терпеть не мог светскую болтовню. Тал пять лет потратил на то, чтобы переделать себя под его мерку и научиться сразу переходить к сути.

– Ты когда-нибудь задумывался, что он сделает, если ты что-нибудь скажешь?

– Ты о Сетенае? Что такого я должен сказать?

– Не знаю, – сказала она. Даже с Талом, который как никто другой мог ее понять, было нелегко подобрать нужные слова. – Что с тебя хватит. Что ты знаешь, что он никогда не поверит, что ты… ну…

– Личность? – подсказал Тал, рассматривая в зеркале свое лицо.

– Нет, я… – запнулась Ксорве. Слова напоминали осколки льда – трудно удержать и больно прикасаться.

– Ты что, только сейчас это поняла? – фыркнул Тал.

– Ты думаешь, он на самом деле такой? – спросила она. – Но ты же…

– До сих пор сплю с ним? – подхватил он. – Ну, да. Я живу надеждой. К тому же, у тебя есть глаза ?

– Фу, – скривилась Ксорве.

– Хотел ли я когда-нибудь бросить все и найти другое занятие? – продолжал Тал. – Раньше мне казалось, что я должен. Но опять же… Я разочаровал свою семью. Не закончил образование. Помог Сетенаю убить собственного дядю… нужно за что-то ухватиться, а иначе так и будешь скользить по наклонной. Я смирился. К тому же он со всеми такой, ничего личного. У него нет настоящих друзей.

Вздохнув, Ксорве откинулась на кровать. Она бросила Дом Молчания, бросила Серый Крюк, бросила Шутмили. Всех, кто был добр к ней, она бросила или предала.

Возможно, Тал опрыскал комнату спреем жалости к себе.

– Когда ты был на корабле у карсажийцев, они упоминали, куда именно везут Шутмили? – спросила она.

– Вряд ли, – сказал он. – Я не прислушивался.

Ксорве закатила глаза.

– Я так и думала. Вообще ничего не помнишь?

– Нет. Они сказали, что отвезут меня домой, а больше меня ничего не интересовало.

Ксорве не могла его винить. Всего месяц назад она чувствовала бы то же самое. Но попытка не пытка. Плохо, что совсем скоро инквизитор Канва отправится к Шутмили, унося с собой тайну о ее местонахождении.

Ксорве направилась к себе. Мысли путались, гнев, печаль и странное ликование то и дело сменяли друг друга. В конце концов одна мысль оформилась: Шутмили жива, и Ксорве даже знала, где она – в Могиле Отступницы , что бы это ни значило, – а значит, Ксорве может найти ее и спасти. В конце концов, не зря на ее обучение потратили столько денег. Она мастер по возвращению вещей. Пусть даже Шутмили будет вечно ее ненавидеть – ведь Ксорве все порядком испортила, – но она должна попытаться.

Пройдя по комнате, она покидала вещи в дорожную сумку. Одежда, ножи, карты, деньги, документы. Можно подкупить карсажийского охранника, спрятаться на борту корабля или перекинуть Канву через балкон, пока она не сознается, куда именно они упрятали Шутмили.

Окрыленная этой мыслью, она вышла из комнаты, но тут выяснилось, что инквизиторы уже покинули Тлаантот. Видимо, они собрали вещи и улетели сразу же после встречи Ксорве с Канвой. Ксорве прокляла себя за горячность. Ей стоило вести себя вежливо и попытаться выжать из Канвы больше информации во время их беседы. Вместо этого Канва ускользнула, забрав с собой единственную зацепку о местонахождении Шутмили.

Усилием воли Ксорве подавила слабый голосок, который нашептывал ей: все было напрасно, ты опоздала, просто сдайся. Она потратила целые гребаные дни, упиваясь жалостью к себе в охотничьем домике вместо того, чтобы что-то сделать. Плохо, что она столько тянула с этим, но дальше тянуть просто невозможно.

И что ей теперь делать? Где расположена Могила Отступницы? Она недостаточно хорошо знала Карсаж, чтобы строить догадки об этом.

В памяти всплыло – спроси у того, кто знает , знакомая откуда-то фраза.

И тут ей вспомнился сон, яркий и тревожный, как будто она переживала все это наяву. Прорицатель в ожидании, кровавая дорожка… О таких снах рассказывали в Доме Молчания, и она знала, что это старая и ненадежная магия. Спроси у того, кто знает …

Она не могла вспомнить, была ли во сне хранительница архивов, но гадать, откуда пришло видение, не приходилось. Неприятно было думать, что Оранна копается в ее сонном подсознании, но это было предложение помощи. И Ксорве не сомневалась, что взамен Оранна попросит что-то серьезное.

Она испробовала бы любую другую зацепку прежде, чем снова встретиться с Оранной. И дело не только в том, что та ей не нравилась. Просить помощи у врага Сетеная – это предательство, а Оранна совершенно точно потребует больше, чем ей хотелось бы дать.

И все же… раньше она представляла себе, как Шутмили томится в одиночестве в темнице. Теперь она лучше понимала инквизитора Канву: та наверняка держит Шутмили в каком-нибудь приятном месте, хорошо с ней обращается и окружила ее людьми, которые на разные лады расписывают ей преимущества слияния. Они говорят, что быть поглощенным Квинкуриатом – это большая честь и священный долг, что ей так повезло стать избранной. Ксорве прекрасно знала, как это работает. Решимость любого человека не выдержит при таких обстоятельствах.

Будь в запасе время, у нее был бы выбор. Но время сузилось до предела, и других идей у нее не было.

Все охранники в подземелье знали, кто такая Ксорве. Ей не задавали никаких вопросов. Она почувствовала себя неловко. Сетенай так беспечен. Ксорве всегда беспокоилась о его беспечности.

Формой клетка напоминала персиковую косточку и была сделана из той же древесины, что и корпус кораблей Лабиринта. Клетку укрепили серебром и железом. Она была подвешена на цепях к верхней точке естественной пещеры и свисала над черным провалом, будто медальон. Охранники, не сводя глаз с цепей, стояли на дорожке, которая шла вкруг пещеры над клеткой. Каждое звено размером с человеческую грудную клетку было покрыто зелеными пятнами оберегов и печатей.

С дорожки вниз уходила узкая винтовая лестница без перил. Из бездны доносился шум воды. Никто из охранников не горел желанием сопроводить Ксорве к подножию лестницы, откуда над пропастью к клетке был протянут веревочный мост.

Дверь была заперта, но у Ксорве был доступ к хранилищу. К любому месту во дворце. Сетенай полностью доверял ей. Огромное, всеобъемлющее чувство. Ксорве никогда раньше не задумывалась о том, насколько оно хрупкое . Когда она только начала тренироваться с настоящим мечом, она не могла отделаться от мысли о том, как легко ранить плоть и порезать кожу. Теперь она собиралась сделать нечто ужасное. В кармане она сжимала ключ от клетки. Металл потеплел.