Флавиус Арделян - Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Из последних сил девушка сумела разгрести трупы и коснуться холодного мрамора и мозаики под слоем мертвечины. Где-то здесь, сказала она себе и продолжила сражаться с остовами в поисках Королевы Копролитов. Потом наткнулась на единственную кость в том море тканей и провела по ней пальцами – коленная чашечка; бедро; пощупала и отыскала хребет, грудную клетку, обнаружила подбородок и, убрав последние куски мяса с лика Королевы, узрела ее обнаженной, во всей красе, на несколько секунд устремила на нее пристальный взгляд. Единственное движение выдало ее намерения: Королева Копролитов, скелет, подвешенный между двумя разновидностями бытия, медленно повернула голову и опустила челюсть. Сквозь сломанное небо Карина узрела тьму внутри черепа и услышала, как где-то за спиной раздались голоса.

– Услышьте: Карина Ливор умерла!

Вокруг колодца зажегся свет, и Карина сумела разглядеть десятки лиц, озаренных масляными лампами в дрожащих руках, а среди них – лицо Фары. Подруга улыбалась.

– Услышьте: да здравствует Карина Путрефакцио!

День, когда ей было дозволено умереть, выдался пасмурным. Карина смотрела, как бегут тучи над Портой, через окно небольшой комнаты, где никогда раньше не бывала. Вокруг суетились девушки, явно взволнованные тем, какая им выпала честь – участвовать в том, как одна из сестер попирает смертью смерть. Наверное, все они задавались вопросом, каким окажется над’Мир, если взглянуть на него со стороны, но Карина не собиралась смотреть назад – ей разрешили переход, и тем самым она исполнила предначертанное. Но в те последние мгновения ей было жаль, что Кунны нет рядом, а может и Ульрика, ведь она все-таки была ему благодарна за то, что ей выпал редкий для девушек из Башни шанс не только вдохнуть аромат страстей, но и пострадать за это – что, как она обнаружила, оставило на любви печать. Теперь настал черед смерти, которая, как ей сказали, была просто еще одним ликом этой самой любви, не более того.

Она в тот день была голой; сидела, нагая и дрожащая от холода, с полудня до самого вечера, время от времени получая воду и еду, которых была так долго лишена, и следила через окно за ходом времени, видимым и невидимым, который отражался в том, как цветы неизменно обращались к свету, как взмахивала крыльями какая-нибудь птица, спасаясь от надвигающихся сумерек, как вставали над миром черные небеса.

Ее попросили забраться в специально принесенную ванну. Она так и сделала и ощутила подошвами холодную, потрескавшуюся, сухую эмаль; закрыла глаза, вдохнула, выдохнула, открыла глаза. Ощутила эмоции девушек вокруг. Все ей улыбались. И она улыбнулась. Они любили друг друга там, на пороге смерти. Ближе к вечеру по комнате начал перемещаться нож, Карина видела, как он переходит из рук в руки, исчезает за спиной у какой-нибудь из девушек, появляется перед лицом другой, видела, как его разглядывают, положив на стол, потом забирают и подносят ближе. Предвкушая его укол, холодный как лед, Карина улыбнулась. Он был так близко. Одна из девушек получила разрешение сделать это и подняла кинжал. Она подошла к Карине Путрефакцио и, с улыбкой и благодарностью, вонзила клинок сперва в живот стоящей в ванне девушки, а после – в сердце. Обошла вокруг Карины, которая уже скорчилась на дне ванны, и воткнула нож ей в спину.

Карина Путрефакцио умерла.

Днем и ночью продолжалось бдение девушек из Башни у ее разлагающегося тела. Паломничество началось в тот самый миг после смерти, когда последний вздох вырвался у Карины сквозь стиснутые зубы, а остаток воздуха со свистом покинул легкие через дыры. Они обходили вокруг ванны и восхищались красивым молодым трупом; наклонялись и окунали кончики пальцев в кровь, пролившуюся из той, кто была когда-то – по очереди – Кариной Паллор, Кариной Алгор, Кариной Ригор, Кариной Ливор, и которая теперь готовилась отправиться в свой последний великий путь из над’Мира в не’Мир под именем Карины Путрефакцио.

Весть о том, что их дочь умерла в над’Мире и готова перейти в не’Мир, чтобы там сражаться за Исконное Слово, сеющее в сердцах любовь и разлад одновременно, достигла и резиденции Бок в Порте. Опечаленная сверх меры тем, что им не удалось встретиться еще раз – все случилось так быстро; казалось, никто и никогда не проходил ступени ученичества с подобной скоростью, – Алана решила отправиться в Башню и посмотреть на свою мертвую девочку. В доме осталось лишь то маленькое, странное существо, что когда-то жило в животе у старой Аланы, а теперь ползало, очень сердитое, по темным подземным коридорам, ожидая момента, когда сможет поселиться в теле следующей Тайны, рожденной в семье Бок, и, наверное, страшась, что это никогда не случится.

Прибыв в Башню, Алана Бок попросила разрешения увидеть свою дочь. Она нашла Карину обескровленной, и черная пленка сгустилась вокруг девушки, словно заледеневший океан. Женщина дважды теряла сознание, пока была в Башне, – из-за запахов, из-за тягот, что читались по лицам обитательниц, из-за того, что должно было случиться с ее девочкой.

К вечеру стайка матерей в траурных одеждах собралась в уголке двора, все они грустно кутались в покрывала, жались друг к дружке, желая и одновременно не желая увидеть ванны, в которых их дочерям предстояло начать странствия. Девушки Башни начали вытаскивать во двор новые ванны, и Алане показалось, что она знает, в которой из них Карина – может, в той? Или нет? Или вон в той, а может, в другой? С того места, где они стояли, женщины не могли отличить одну девушку от другой – все они застряли посреди собственной сгустившейся крови, все превратились в маленькие островки кожи на поверхности океана, одинокие и пустынные. Под открытым небом святым над’Мира предстояло разлагаться сообразно воле стихий и животных, если бы таковые захотели к ним спуститься. Черви уже готовились явиться из пустоты и поглощать, превращать плоть в святость; армии мух пустились в путь, и воздух как будто дрожал от биения их крыльев. Насекомым не терпелось отложить яйца.

Алана вернулась в Порту, чтобы состариться в одиночестве и молчании. Может, мы еще увидим ее однажды, когда она будет смотреть в большое окно своего дома, погруженного в сумрак, как разверзнутся небеса над’Мира и вознесется Храм Девяти Утроб. А может, даже тогда не увидим.

В Башне воздух усердно трудился, выталкивая газы из живота Карины; внутренности девушки со свистом выходили через имеющиеся отверстия и прокладывали себе путь через другие, новые и свежие – врата из кожи, которая слишком туго натянулась и лопнула; черви начали свой кропотливый шахтерский труд, сдвигая слои и роя туннели, преодолевая сухие артерии и утыкаясь в кости; Карина медленно превращалась в жижу. Время от времени кто-то приходил посреди ночи и перемешивал содержимое ванн большими, вместительными черпаками. С высоты луна с полостью внутри, похожая на кулак бога, изливала на останки свой тусклый свет. Осталось уже совсем немного.