Георгий Крол - Где мы – там победа! [litres]

Сначала летели над морем. Вокруг темно, смотреть не на что, решил поспать. Проснулся, когда самолет зашел на посадку. Аэродром освещен, люди ходят спокойно. Да это Одесса! Из салона меня не выпустили, «Лис» и истребители дозаправили, и мы снова взлетели. Сейчас смотреть вниз было интересно. Светомаскировки тут не было, и мы пролетали над небольшими пятнышками света, видимо, поселками и над сверкающими пятнами городов. Через пять часов самолет сел на военном аэродроме. Мы были в Москве.

Меня пригласили, именно пригласили в машину, рядом сел лейтенант с непроницаемым лицом. В Москве было уже утро, по тротуарам спешили люди, наверное, на работу. Проезжали мимо автобусы, прозвенел трамвай. Да, своими глазами увидеть то, что раньше смотрел в кинохронике, это нечто. Мой сопровождающий молчал, не мешая мне разглядывать утреннюю столицу. А я с трудом узнавал знакомые улицы. Город выглядел совсем иначе, не так, как я привык.

Здание, возле которого мы остановились, ни о чем мне не говорило. Меня провели на третий этаж, в приемную перед кабинетом. Никаких табличек с именем хозяина на двери не было. Секретарь в звании капитана кивнул моему провожатому и поднял трубку:

– Младший лейтенант Яковлев прибыл.

И кивнул мне головой:

– Проходите, вас ждут.

Ну, вот, может теперь станет понятно, что происходит? Я толкнул дверь. За столом сидел полковник. И его лицо тоже было мне знакомо по фотографиям. Заместитель командующего, а потом и командующий воздушно-десантными войсками, генерал-полковник, а пока еще гвардии полковник Доценко. Перед его столом, спиной ко мне сидели двое. Один был в форме с погонами капитана, второй в темно-сером костюме. И вот что-то в них было мне знакомо. Что именно, я понять не успел, они обернулись, а я начал терять сознание. Потому что это были Кит и Медведь. Мои старшие братья по детдому.

Я пришел в себя довольно быстро, во всяком случае, дотащить меня до дивана в углу пацаны не успели. Пацаны? Я затряс головой. Двоих, которые меня несли, я знал… но не знал. Потому что один я помнил их по детдому. Зато второй – никогда в глаза не видел. Зато этот второй помнил маму и отца, квартиру в Матросском переулке, школу, сквер возле нее и рынок, по которому мы бегали после уроков. А еще Памятник затопленным кораблям, Графскую пристань, Панораму, Приморский бульвар.

Но ведь и Кита с Медведем я тоже знаю. Помню, как Кит тащил меня в парашютную секцию, а Мишка к реконструкторам. Они тогда чуть не поссорились, а кончилось тем, что и я и Кит ходили и туда и сюда. Помню Марию Витальевну. Помню удивление, с которым в пятом классе рассматривал пришедших 1 сентября родителей, дедушек и бабушек новых одноклассников. И тут же вспоминаются внеклассные занятия, и я сижу, гордый тем, что именно мои дедушка и бабушка сегодня наши почетные гости. Они рассказывают нам, юным пионерам, о войне. Дед рассказывает о войне… Дед… Бабушка Аня… Черт меня подери!!!

Я вскакиваю и смотрю на всех вытаращенными глазами. Анка, медсестра Анка – моя бабушка? А тот морпех, с которым я говорил, сидя у медицинского блиндажа после рукопашной, – мой дед? Вот почему глаза были такие знакомые, у меня ведь такие же, а я их почти каждый день вижу, когда бреюсь. Что вообще здесь происходит? Кит силой усаживает меня на диван, Мишка протягивает граненый стакан.

– Пей!

Я выпил чисто машинально. В голове слегка зашумело, зато стало легче. Попытался даже начать думать. Хотя зачем? Вот же Кит здесь и Медведь. Сейчас они мне все объяснят. Вот прямо сейчас\. … Сейчас… Сей-час\. … Сей…

Я проснулся с дикой головной болью и таким гадким ощущением во рту, что первым делом начал искать, куда сплюнуть. Мне тут же пододвинули тазик и протянули стакан. Не-ет! Второй раз я на это не попадусь.

– Идите вы!

Мишка расхохотался, а Кит сел рядом.

– Пей, это вода. Башка сильно болит?

– А то ты не знаешь.

– Представляешь – нет. Как-то мне не довелось полный стакан спирта залпом выпить. А ты силен, успел нам даже кулаком погрозить, перед тем как вырубился.

– А зачем вы вообще мне спирт подсунули?

Кит стал серьезным.

– Чтобы ты не свихнулся. У всех воссоединение проходит по-разному. У меня вот, да и у Мишки, вообще в два этапа. Остальные – кто как. Степка, ты же его знаешь – теоретик, головой тряхнул и говорит: «Ух, ты!» И все. А вот Ромку, хирурга нашего, Ольге пришлось отхаживать. Зато поженились наконец, а то со школы ждем.

Я снова вытаращился.

– Они что, тоже здесь?

– Все наши здесь, Юл, все двадцать семь человек. Давно уже, с 41-го. Это ты задержался чего-то.

Вмешался Мишка:

– Чего-чего! Место, вот чего. Он в Констанце нужен был, а сидел в Ленинграде. Вот и задержался.

Кит кивнул:

– Ну, да, наверное. Но теперь все в сборе. Как придешь в себя, устроим встречу.

Я покачал головой.

– Все равно ничего пока не понимаю. Почему мы все здесь? И что с памятью? Я помню две жизни, вроде как параллельно. И вас всех и семью. Помню, как ты в училище уехал, а я потом весь вечер грушу лупил, от тоски. И помню, как дед радовался, когда я в училище поступил, да еще на курс морской пехоты. Отец-то инженер-строитель, не увлекла его морская романтика. Помню, как мы сидели после ужина в столовой, а Марья Витальевна выносила торт имениннику. И помню, как однажды бабушку уговорили рассказать, как она с дедом познакомилась.

Рассказывал в конце концов дед. Про бой, рукопашную, в которой полегли все, он оставался последним. Немцев оставалось еще много, а вдруг к нему, последнему, оставшемуся в живых, пробился незнакомый сержант. Весь в грязи, в одной руке немецкая саперная лопатка, в другой финка. Лицо совершенно спокойное, а глаза бешеные. Ох, и крошил он немцев. А когда последнего уложил, сел возле стенки окопа и застыл. Дед попытался с ним поговорить, тот поинтересовался медсестрой, узнал, что жива-здорова, и быстро ушел. Бабушка из блиндажа выглянула, а дед сидит весь в крови и грязи. Вот она его оттерла, перевязала, так и познакомились. И про сержанта спросила. Узнала, что цел, – обрадовалась. Но сержант этот как в воду канул вместе со всеми разведчиками. Говорили, после боя всех, кто жив остался, в госпиталь отправили. А потом деда ранило. Вот, пока он в медсанбате лежал, все и началось.

Мишка закивал головой.

– Вот! По моей теории это именно то, зачем мы здесь. Не только, конечно, чтобы спасти своих родных, но и это тоже. Вот представляешь, Мария Витальевна на самом деле мать Никиты. Недаром они все время друг к другу тянулись. Это что-то на уровне генетики, но тут Ольга лучше разбирается.

Мне стало интересно. По Мишкиной теории, мы сами спасаем жизнь своим дедушкам или бабушкам. С нами, мной и Китом, все понятно. С Петром, пусть он и ракетчик, но все-таки военный. Ладно, с Мишкой – он реконструктор, хотя история его занимает намного больше собственно военной стороны дела. Но все-таки. А вот Ольга? Она же специалист по борьбе со старением. И как она кого-то спасла? Или Александр Александрович, дипломат наш. Как? Мишка долго молчать не умеет, так что не прошло и пяти минут, как он спросил: