Георгий Крол - Где мы – там победа! [litres]

В магазины я заходить не стал. Иногда останавливался поглазеть на витрины, а заходить – зачем? Нет, деньги у меня есть, вместе с документами в кармане лежал портмоне, а в нем тысяча рублей. Довольно много, учитывая ценники. Уже недалеко от гостиницы я все-таки зашел в продуктовый. Купил хлеб, масло, немного сыра и колбасы. Чай и сахар покупать не стал, решил, что заваривать все равно не в чем. Проблемой оказалось то, что целлофановых пакетов в этом времени еще нет, а авоськой я не озаботился. Вот и стоял с кучей покупок, не зная, как их донести до номера.

– Вот, возьмите.

С этими словами девушка в синем легком пальто и белом вязаном берете протянула мне сетчатую сумку. Потом поняла, что взять ее мне нечем, и принялась сама брать у меня из рук продукты и засовывать в нее. А я никак не мог оторвать от нее взгляд. Практически идеальный овал лица, тонкий нос, чуть улыбающиеся губы, прямые, почти мужские брови и яркие синие глаза. Тут я понял, что она уже все сложила и теперь держит в руках полную авоську моих продуктов. Я поспешил ее забрать.

– Спасибо. Как-то я не подумал про сумку.

– Ничего, бывает. Вы ведь только что с фронта?

– А почему вы так думаете?

– Вы форму носите привычно, но она совершенно новая. И ленточка ордена тоже новая. На награждение приехали?

– И за новым назначением. А как вы поняли про привычное ношение формы?

– Папа был военный.

Был…

– Извините.

– Ничего, он еще в сороковом погиб, у озера Толваярви, в Финляндии.

– И все-таки извините. Слушайте, как же я вам верну эту сумку? Может, зайдете со мной в гостиницу, я ее разгружу и сразу вам отдам? А потом можем немного прогуляться. Если хотите.

Она внимательно посмотрела на меня. Покачала головой.

– Не могу, меня уже ждут. Завтра тоже. Может, послезавтра?

– Послезавтра не могу я. Правда не могу, день расписан по минутам.

Похоже, ее насмешило то, что я оправдываюсь. Ну, да, наверное, выглядит забавно.

– Знаете что. Я тут прохожу каждый день в это время. Как у вас появится время – подходите, тогда и погуляем.

От ее улыбки у меня что-то засмеялось внутри.

– Договорились.

Девушка ушла, торопливо стуча низкими каблучками, а я смотрел ей вслед. Только теперь до меня дошло, что я даже не спросил, как ее зовут. А может, это и правильно? Ведь в один прекрасный день я отсюда исчезну, и что тогда? Не так давно, всего пару лет назад, она уже потеряла близкого человека. Но там хоть понятно, где и почему. Так есть ли у меня право нагружать ее память новыми сожалениями? Настроение испортилось, и я пошел в гостиницу.

Забирая ключ, спросил, где можно раздобыть чаю. И узнал, что можно просто заказать его в номер. Отлично. Будем заедать грусть-печаль. В номере я снял синий китель, оставшись в тельняшке. Позвонил и заказал чайник чая, попросив заварить покрепче или принести дополнительно заварки. Застелил стол газетой, порезал хлеб, сыр и колбасу. Подошел к окну и стал ждать. За окном уже стемнело. Деревья, обелиск революционным мыслителям, стены Кремля – все это выглядело темными пятнами. Зато выше, на шпилях башен, загорелись рубиновые звезды, а аллеи сада осветились желтыми огнями фонарей. Красота. Даже не верится, что где-то идет война и гибнут люди.

В дверь постучали, и, катя перед собой тележку, вошла девушка. Маленькая, круглолицая с рыжими волосами, убранными назад с помощью больших черепаховых заколок. Она весело поздоровалась и поставила на стол большой заварочный чайник, накрытый вязаным колпаком. Следом она поставила на стол чашку, а потом вместе с тележкой направилась к комоду, стоящему у стены между окнами. И все это время она тараторила без остановки:

– Знаете, товарищ лейтенант, в гостиницу нельзя свои продукты приносить. Кто есть хочет, может заказать еду в ресторане, мы принесем и все накроем. Но мы же понимаем, вы с фронта, да еще после контузии, вам в ресторане сидеть странно. Так что вам можно.

Она поставила на крышку комода большой поднос под палех и вытащила с нижней полки тележки… электрический чайник. Вслед за чайником появилась сахарница хрустальная, по крайней мере внешне, масленка, столовый и хлебный ножи, жестянка с чаем, а потом две изящные чашки и два стакана в мельхиоровых подстаканниках. Болтушка с широкой улыбкой указала на них:

– Вам чашки оставить или стаканы?

Я улыбнулся в ответ:

– А вы оставьте и то и другое. Ко мне друзья придут, как раз на всех хватит.

Она кивнула и продолжила говорить:

– Масло вот сюда положите и поставьте между рамами, тогда не растает. И сыр с колбасой.

Тут она достала берестяной короб с деревянной крышкой и несколько листов вощеной бумаги.

– Хлеб можно сюда положить. А на крышке можно резать, она для этого сделана.

– Вот. Говорите хлеб в номер нельзя, а у вас все для этого хлеба наготове.

Девушка шутливо махнула на меня рукой и пошла к дверям.

– Хорошего вам отпуска. И спасибо.

Прежде чем я успел ответить, она вышла и закрыла за собой дверь. Вот так, поблагодарила и ушла. Не я ее, а она меня поблагодарила. За то, что я воюю. Хотя это моя работа, я же офицер. В горле встал ком. Вспомнилась та, другая девушка, которая будет ждать каждый вечер, что я ее встречу, отдам авоську и приглашу прогуляться. Почему-то я уверен, что она будет ждать. Вот черт, куда это меня несет? Что за мысли? Я же тут временно, можно сказать в командировке. Мне о деле думать надо, вон, встреча со Сталиным на носу, а я о девушках.

Машинально я подошел к комоду и заглянул в сахарницу. Она была наполнена кусочками рафинада. Два таких же кусочка лежали на блюдце рядом с чайником. И я сел к столу. После пары бутербродов и трех чашек чая стало легче. Да, я сейчас в прошлом, ну так что? Мне теперь не видеть, не слышать, не чувствовать? Ерунда. Просто надо помнить, что я уйду, а они останутся. И память обо мне у них должна сохраниться, как у бабушки с дедом о том сержанте, – светлая.

Голова у меня начала болеть с утра. Я пытался вспомнить все важные десантные операции на всех морях. Примерный список включал всего ничего: на Черном море Варна, Бургас и Стамбул, на Балтике Борнхольм и Пенемюнде, в Баренцевом море Генхолм и Киелмес. На последних располагались тяжелые береговые батареи, контролирующие Варангер-фьорд. Собственно, и все. Причем в Бургасе просто сошли на берег и приняли символические ключи от города, потому как болгары уже успешно вышли из войны и усиленно делали вид, что вообще не знают, кто такой Гитлер.

На островах в Баренцевом море была некоторая неразбериха. По первоначальному плану собирались взорвать к чертям батареи и уйти. Потом передумали, решили гарнизон зачистить, а батареи повернуть против немцев. Но пока согласовывали, пока решали, кто главный – флот или армия, морпехи на Киелмесе подорвали все, а оставшееся одно орудие на Генхолме с задачей явно не справлялось. Так что рванули его тоже и ушли.