Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

– Это было намеренное нападение на ЛГБТ-сообщество, – говорит одна драг-квин. – И нападение на нашу различность. «Дети Бригитты» специально выбирали молодых уязвимых детей в таком месте, которое те считали безопасным. Там, где те надеялись спокойно выразить свою гендерную ориентацию. Это нужно воспринимать очень серьезно, как преступление на почве ненависти.

– Понятно, – отвечает ведущий. – И в интересах освещения всех точек зрения мы выслушаем мнение представителя «Детей Бригитты», добровольной организации, которая занимается в основном благотворительностью…

– Это мероприятие и было благотворительностью, – прерывает его драг-квин. – И есть доказательства, что их финансируют те же американские организации, которые поддерживали движение против отмены Восьмой поправки. Эти люди – буквально враги прогресса.

– Мы вернемся после небольшого перерыва, – улыбается ведущий.

Мы с Фионой и Ро внимательно смотрим телевизор в доме Фионы. Хосе бегает туда-сюда, размахивая сломанным игрушечным телефоном и неодобрительно крича.

– Это что, правда? – спрашиваю я. – Насчет финансирования?

Фиона кивает.

– На веб-сайте «Айриш Таймс» вышла публикация об этом. О том, что целая группа богатых белых американцев ирландского происхождения желает видеть Ирландию «чистой и священной». Идеальным образом родины и всякое такое.

– Ого. По крайней мере, об этом прямо заявили.

– В небольшой публикации, заметь, – возражает Ро. – И только в онлайн-версии. В целом же отношение прессы такое, типа: «Эти надоедливые трансвеститы никак не могут успокоиться».

Я молчу, мысленно пристыжая себя за то, что оба моих друга читают «Айриш Таймс», а я нет. Я печатаю на телефоне «ЧИТАТЬ ГАЗЕТЫ» в качестве напоминания себе.

– Смотрите, снова началось, – говорит Фиона, показывая на экран.

Никто не удивляется, когда представителем «Детей Бригитты» оказывается Аарон. Когда программа возобновляется после рекламного перерыва, он сидит на диване, снова в костюме.

– Ненавижу его за то, что он такой симпатичный в телевизоре, – говорит Фиона, швыряя «дорито» в экран.

И это правда. Он весь словно сияет, растянув до ушей улыбку с белоснежными зубами, и уверяет всех, что выступить в программе для него – «истинное удовольствие». Драг-квин в розовом парике и в платье с блестками мечет взглядом гром и молнии.

– Думаю, нам следует обеспокоиться о том, насколько в настоящее время сексуализированы подростки, – начинает он. – Зачем двенадцатилетнему ребенку вообще думать о каких-то «гендерных вопросах»? Или о своей сексуальности? Неужели настолько наивно полагать, что лучше было бы предоставить им еще несколько лет беззаботного детства?

– Возможно, – говорит ведущий отстраненным тоном.

– Когда мне было двенадцать, я только и делал, что гонял на велике и играл в «Нинтендо-64».

– О, я обожал «Нинтендо-64», – улыбается ведущий, и оба погружаются в ностальгические воспоминания о своем детстве.

– Дело не в сексе и не в «Нинтендо», – вмешивается сбитая с толку драг-квин. – Дело в том, чтобы позволить детям быть такими, какие они есть, без страха и без насилия.

– Об этом я и говорю, – улыбается Аарон. – Именно об этом. Пусть дети будут детьми. Без навязывания им сексуальности.

– Да, приходится признать, что вопрос этот довольно сложный, – говорит ведущий.

– Не могу больше смотреть, – устало говорит Ро. – Может, выключить?

– Да, – соглашается Фиона и выключает телевизор.

Некоторое время мы молчим.

Фиона вытаскивает из моей сумки справочник по заклинаниям.

– Как-то здесь все слишком упрощенно, тебе не кажется? – спрашивает она, перелистывая страницы. – Ну, то есть где по-настоящему серьезные вещи?

– Не уверена, что нам стоит связываться с черной магией, – говорю я. – Судя по фильмам, это заканчивается не очень хорошо.

– А что, если взять заклинание с морским узлом и просто… немного прокачать его? – говорит Ро, делая странное ударение на слове «прокачать».

– Прокачать его? – повторяю я. – Объясни.

– Ну, взять больше атласной ткани и чтобы все вязали узлы. Можно делать это у реки. Вот тут написано, что полнолуние – это лучшее время для заклинаний, которые должны «отвадить нежелательные сущности». Когда ближайшее полнолуние?

– Шестого марта, – отвечает Фиона, поискав информацию в телефоне. – Через пять дней.

Мы с Ро молча переглядываемся.

– Что? – спрашивает Фиона.

– Шестого марта, – говорю я. – Лили пропала шестого февраля.

– Поверить не могу, что прошел уже месяц, – мрачно произносит Ро. – Поверить не могу, что столько всего изменилось, а мы так и не нашли Лили.

Мы снова молчим. Сколько всего изменилось за месяц? За этот месяц я завела и потеряла бойфренда, открыла для себя магию и поучаствовала в бунте. А страна за это время пережила похолодание и вспышку гомофобии.

Хосе, который все это время был занят воображаемым разговором по своему игрушечному телефону, поднимает голову и говорит:

– Идите все домой. Мне нужно спать.

Мы смеемся, моем свои чашки в раковине и расходимся.

В среду утром мы с Фионой сидим на трубе в туалете, когда в него входит мисс Харрис.

– Мэйв, – строго говорит она. – В мой кабинет. Срочно.

– Что? Зачем?

– Срочно, Мэйв.

Я смотрю на Фиону, пожимаю плечами и следую за мисс Харрис. Что еще случилось? Я ни разу не «психанула» за все это время. Старалась не привлекать к себе внимание в школе, и мои оценки нисколько не улучшились и не ухудшились. Не то чтобы им так уж было куда ухудшаться.

Я сажусь перед ее столом. На моем лице выражение недоумения. На этот раз я совершенно не представляю, в чем моя вина, так что мне даже не приходится делать вид, что я тут ни при чем.

– Мэйв, я думаю, ты догадываешься, зачем я тебя позвала.

– Нет, мисс. Честно.

– Я очень серьезно отношусь к воровству, Мэйв. Это основание для наказания.

– Я ничего не крала, – говорю я, все еще в замешательстве.

– Прошу тебя, Мэйв, ложь только делает хуже.

Она тяжело вздыхает и массирует переносицу.

– Мэйв, я забрала у тебя карты Таро из лучших побуждений.

О боже.

О нет.

– Мисс, я не брала их, – искренне говорю я.

– Мэйв, больше никто не знал, что они были у меня в запертом верхнем ящике. Сегодня я открыла его, чтобы взять одну папку, и можешь представить мое удивление, когда я увидела, что они исчезли.

Я прикусываю губу.

– Я их не брала, – повторяю я.

Как объяснить кому-то вроде мисс Харрис, что неделю назад карты сами появились в моей тумбочке?

– Тогда кто это сделал, Мэйв?

– Я не знаю, – говорю я, чувствуя, как у меня в глазах выступают слезы.

О господи, почему я в последнее время столько плачу? Раньше я никогда не плакала.