Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

– Который… который сейчас час? – вдруг спрашивает Фиона.

Ро смотрит на свои часы.

– Начало девятого.

– Всего лишь начало девятого? – удивляется Фиона.

– Понимаю, – соглашаюсь я. – Преступления на почве ненависти, они такие. Всегда кажется, что происходят гораздо позже.

Несмотря ни на что, мы смеемся. Несмотря на засохшую кровь на шее Ро. Несмотря на то, что мы с Фионой только что сбросили на человека фотографию в рамке, даже не дотрагиваясь до нее. Несмотря на то, что мы не имеем ни малейшего представления о том, что происходит сейчас с посетителями кабаре или как Ро собирается вернуться домой без сменной одежды.

Мы смеемся. Представить только.

– Думаете, это часть плана «Детей Бригитты»? – спрашивает Фиона. – Вызывать бунт? Пробудить недовольство в обществе и все такое?

– Наверное, да, – пожимаю я плечами. – Сестра говорит, что на нее с подругой тоже набросились. В «Сентре», кстати.

Ро обхватывает голову ладонями и отводит волосы назад, открывая две перламутровые клипсы.

– Что мне теперь делать?

– Можешь поехать ко мне. От Пэта осталась кое-какая одежда, можешь переодеться и вернуться домой.

– Нет, я имею в виду, что вообще делать? – переспрашивает он дрогнувшим голосом, показывая на себя в порванном красном платье. – Как мне жить дальше?

Молчание. Мы с Фионой не можем подобрать нужных слов, которые утешили бы его. В конце концов, мы же не он, мы не понимаем, что именно он сейчас переживает. Что предстает перед его мысленным взором? Какую картину он себе рисует? В которой на него нападают на глазах у всех только за то, что он такой, какой есть?

Вот так плохие медиумы влияют на людей. Они заставляют их бояться. Именно этого и добивался Аарон. Чтобы Ро замкнулся в своем маленьком ящике. Бабочка, пришпиленная иголкой.

– Ты будешь жить своей жизнью, – произношу я, стараясь вложить в свой голос максимум авторитетности, на какую способна. – Будешь жить своей жизнью и носить платья, если захочешь носить платья, и называть себя как захочешь, и мы будем рядом.

– Мэйв…

– Нет, Ро. Я не могу обещать, что ничего подобного никогда больше не случится, но я могу пообещать, что… я могу пообещать поддерживать тебя. Сколько тебе захочется. Или понадобится. И тебя тоже, Фиона. Мы нужны друг другу. Вы единственные, кто у меня есть.

– Я тоже обещаю, – говорит Фиона, переводя взгляд с меня на Ро и обратно. – Я буду с вами столько, сколько вы будете со мной.

– Кроме того, – добавляет она тихо, – вы же знаете, что когда они покончат с геями, то перейдут к иностранцам.

Ро улыбается, показывая свои испачканные кровью зубы.

– Ну ладно, хорошо. Значит, клятва, как в «Трех мушкетерах»? Один за всех и все за одного?

– Да, – уверенно подтверждаем мы с Фионой.

– Прекрасно, – говорит он, улыбаясь еще шире. – Я тоже обещаю защищать вас обеих или погибнуть, пытаясь защитить.

Мы не ударяем по рукам. Мы ничего не делаем, только глядим друг на друга в люминесцентном свете от вывески «Дизиз». Пусть мы улыбаемся, но настроены мы серьезно. Так серьезно, как никогда в жизни.

– У нас есть кое-что еще, – добавляет Фиона. – У нас есть магия.

– О, теперь миссис Циник верит в магию? – усмехаюсь я.

– Вообще-то мисс Циник, – говорит она, попивая колу. – Я до сих пор поверить не могу в то, что мы там сделали… Извини, что сомневалась в тебе.

– Простите, что вы обе сделали? – спрашивает Ро.

– Всего лишь спасли тебе жизнь, – отвечает Фиона.

– Ага. И как именно?

Я объясняю, как могу. Рассказываю про заклинание, благодаря которому упала фотография в рамке. Рассказываю про то, как остановила похолодание, и, наконец, про то, как у меня не получилось вернуть Лили.

– Ага. Понятно, – повторяет Ро все еще с некоторым выражением недоумения.

– Я бы на это сказала: «Мэйв, да ты что, рехнулась?» – тактично замечает Фиона.

– Может, меня слишком сильно ударило бутылкой, – говорит он спокойно. – Или в последнее время действительно было много всего странного.

Я позволяю себе немного усмехнуться.

– Кстати, про странное. Я теперь медиум. У меня сенситивность.

Ро и Мэйв склоняют головы набок в крайнем недоумении.

– А, понятно, – с некоторым облегчением говорю я. – Вы тоже про это не слышали. Когда продавщица в «Прорицании» сказала мне это, я подумала, что единственная не знаю, что такое «сенситивность».

– Ну и что же это? – немного раздраженно спрашивает Ро.

– В общем, это значит, что я родилась с предрасположенностью ко всяким… магическим штукам.

– Как-то не очень… конкретно, – говорит он, нахмурив брови.

Фиона, похоже, задумывается.

– Вряд ли кто-то мог бы воспользоваться этой дурацкой книгой, если бы в нем не было ни капли магии, – медленно произносит она.

Ро ее слова вроде бы не убеждают.

– Я думаю, это просто объяснение того, что… я не знаю… – я вдруг смущаюсь.

Я еще не привыкла быть «особенной». Это они особенные.

– Типа… что у меня склонность к Таро, и что Домохозяйка… притягивается ко мне, и что я могу залезать в голову Ро. И заклинания, типа, на пару процентов у меня выходят лучше, чем у обычных людей. Вот и все.

– На пару процентов! – восклицает Фиона. – Скорее, на пятьдесят.

– На одиннадцать, Фиона. На одиннадцать процентов.

– Я бы дала не меньше тридцати.

Мы все смеемся, переходя на дурацкие шуточки, которые помогают мне свыкнуться со странными фактами в отношении самой себя. Это как будто оказаться рожденной в каком-то ускользающем тринадцатом доме зодиака.

– Но еще женщина из «Прорицания» сказала, что… что бывают и плохие медиумы, и я думаю, что Аарон может быть одним из них. Она считает, что Килбег оказался в центре какого-то энергетического сдвига.

– Как будто Домохозяйка нарушает привычный порядок всего, – медленно говорит Ро.

– Да! И я думаю, что все Аароны мира… плохие медиумы, чувствуют это. Их притягивают такие вещи. Они залезают в головы людям.

Неужели вокруг нас действительно происходит грандиозное состязание в «дженгу» между различными силами и энергиями, проснувшимися, когда я разбудила Домохозяйку? Неужели Домохозяйка, призванная в этот мир гневом, болью и злостью, действительно стоит за всем происходящим в городе – и даже за группой христианских фундаменталистов, которые не имеют с нами ничего общего?

Я представляю себе реку, протекающую по всему городу, как огромную вену. Реку, наполненную радужной форелью, шестеренками и ключами. Реку со скрытыми потоками и тайнами пропавшей девочки.

– Значит, исчезновение Лили – это не просто отдельный случай. Это часть чего-то большего, – говорит вдруг Ро. – Домохозяйка запустила целую цепную реакцию. Я знал, что найдется связь между этими уродами из «ДБ» и Лили.