Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

Напротив меня единственный оставшийся союзник остекленевшим взглядом смотрел на тело своего сына.

– Матушка?

Она не пошевелилась.

– Мама?

По-прежнему никакой реакции.

– Что теперь будет?

Она не подняла голову. Императорский головной убор валялся на полу, и ее волосы рассыпались по плечам, спутались от пота и крови.

– Мама?

– Что теперь будет? – наконец повторила она, не поднимая головы. – Я убью своего мужа. А потом покончу с собой. И тогда все закончится.

От ее слов у меня засосало под ложечкой.

– Мама…

– Я должна была это сделать давным-давно. Нужно было убить его, пока он был слаб, стоило рискнуть. – Она не отрывала глаз от тела Танаки. Снаружи снова затянули песнопения священники. – Но я слишком боялась потерять все, а теперь все потеряла, так или иначе.

– Еще не потеряла. – Я придвинулась ближе, не вставая с колен. – У нас еще есть поддержка. Мы можем бороться. Мы…

Матушка подняла голову, в ее глазах сверкнуло что-то безумное.

– Зачем? Мой сын умер.

Она говорила так громко, что священники снаружи прервали песню, но потом затянули ее еще громче. Я выпустила дрожащий вздох.

– Твой сын не хотел бы, чтобы ты сдалась.

– У мертвых нет желаний.

Она снова посмотрела на Танаку. Безжизненного. Мертвого. Я опять напомнила себе, что ничего уже не поправить. Еще будет время его оплакать. Еще будет время сожалеть, сомневаться и бояться.

– Так не должно быть, – сказала я. – Мы не можем просто сдаться. Не можем просто сидеть сложа руки. Мы еще можем бороться… Мы…

– Ради чего? Танака мертв!

– Но я еще жива!

Поющие священники снова запнулись и опять запели громче, но матушка мне не ответила. Лишь посмотрела мне в глаза с ледяным укором, а потом снова опустила голову и сложила руки на коленях.

Я вскочила в водовороте черного шелка и шагнула к двери, надеясь, что матушка заговорит, позовет меня обратно. Но она промолчала. Я вышла в ночь, сминая сандалиями бумажки с молитвами. Цветы лотоса покрывали не только ступени святилища, но и были рассыпаны во дворе, струились к воротам, как дорога на небеса. Столько молитв, чтобы проводить моего брата, показать ему путь. Столько людей признавались в верности Отако, но побоялись встать рядом с ним, когда он больше всего в них нуждался.

В моих покоях ожидала Инь. Когда я задвинула дверь, горничная поспешно убрала руку с головы Чичи, вскочила и поклонилась.

– Ваше высочество, простите, я…

– Скрашивала одиночество моему лучшему другу, – сказала я. – И за это ты не только прощена, но и заслужила благодарность. А сейчас ты должна сделать для меня кое-что еще.

– Что вам будет угодно, ваше высочество.

Я застыла, быстро поразмыслив. Покинув святилище, я не останавливалась ни на секунду, само воплощение гнева, страха и горя, и теперь нужно было проглотить все эти чувства и обдумать следующие шаги, как настоящий игрок в Кочевников, не кидаться в игру впопыхах.

Но времени у меня было мало. Возможно, он уже делает свой следующий ход.

«Первый урок в сражении – не мешкать в начале. Передвинь фигуру, прежде чем ее передвинет за тебя враг».

– Перетяни этот узел.

Я показала на свой пояс, и Инь нахмурилась, пытаясь понять, что с ним не так.

– Как пожелаете, ваше высочество. Слишком туго?

Она начала развязывать узел, который недавно завязала.

– Нет, – сказала я. – Завяжи его императорским узлом.

Она помедлила, ее руки задрожали.

– Но, ваше высочество, императорский узел носят только…

– Делай, что говорю.

– Хорошо, ваше высочество.

Прежде чем взяться за работу, она размяла пальцы, но все равно действовала менее проворно, чем обычно. А когда закончила, я не посмела посмотреть на узел, боясь растерять решимость.

– А теперь – золотые булавки для волос, – велела я, глядя прямо перед собой. – Ты знаешь какие.

Кивнув и забравшись на табурет, чтобы было сподручнее работать, Инь сотворила корону из золотых шпилек и украшенных драгоценностями гребней, каждый ей приходилось прилаживать дважды, так тряслись у нее руки.

Когда наконец все было закончено, она уставилась в пол. Вероятно, Инь догадалась, что грядет – когда я попросила принести мои ножи, она даже не вздрогнула. Инь аккуратно закрепила пояс с ножами под поясом-оби, так что наружу торчали лишь рукоятки. Длины короткого летнего плаща как раз хватало, чтобы их прикрыть, и пока Инь завязывала его у меня на шее, я смотрела, как наплывают на луну облака. Воцарилась тишина. Поминальные барабаны в городе прекратили выбивать ритм уже час назад, каждый их удар напоминал тот звук, с которым упала на пол голова Танаки.

Я не позволю, чтобы мою голову постигла та же участь. Ни за что.

– И последнее задание, прежде чем ты пойдешь спать, – сказала я, когда Инь отступила в сторону.

– Что вам будет угодно, ваше высочество.

– Ступай на конюшню и оседлай Сидзо. Незаметно.

Она вскинула голову.

– Но вы же не уезжаете, ваше высочество?

– Нет, если все получится. Но сегодняшний день научил меня, что нужно быть готовой ко всему, просто на всякий случай. А теперь поторопись и не задавай больше вопросов.

Она поклонилась и собралась уходить.

– Нет, постой.

– Ваше высочество?

Я положила руку на голову Чичи и потрепала ее за уши. Она ткнулась в мою ладонь, но опустила хвост, словно знала, что я собираюсь сказать.

– А когда вернешься из конюшни, отведи Чичи к Эдо. Насколько я знаю, герцог Сян на время своего визита снял дом на Высоком тракте. Его нетрудно будет найти, если ты поспрашиваешь. Скажи ему… – Моя рука замерла на шкуре Чичи. – Скажи ему, пусть присмотрит за ней, и что я надеюсь на его поддержку, как и на поддержку его отца. Скажи, пусть вернет ее мне, когда придет время.

Инь снова поклонилась, хотя и скривила губы.

– Как пожелаете, ваше высочество.

Я опустилась на колени перед Чичи, и она лизнула меня в нос.

– Я буду по тебе скучать. Не знаю, что грядет, но Эдо за тобой присмотрит.

Мне столько хотелось сказать, но Чичи не нужны были слова, лишь прикосновение моей руки при расставании, и, хотя я обещала себе, что снова ее увижу, осознание того, что это неправда, разрывало мне сердце.

И мое сердце снова разорвалось, когда Чичи вышла из комнаты вместе с Инь, а я осталась в одиночестве.

В этот момент моя решимость могла дрогнуть и раствориться, если бы я промедлила, если бы огляделась и позволила горю просочиться из полной воспоминаний комнаты, но я не стала задерживаться. Не могла. Я проверила кинжалы и вышла в коридор, сандалии яростно шлепали весь путь до покоев императора Кина. За моим приближением наблюдали два императорских гвардейца.

– Я пришла увидеться с его величеством, – заявила я со всей возможной уверенностью.