Алексей Цаплин - Минута до цели [litres]

Андрей первым пришёл к выводу, что штурмовик обязан вести воздушный бой. Даже в самой безнадёжной ситуации. Этим он если не выиграет схватку, то выиграет время, необходимое группе, чтобы оторваться от преследования. Это уже потом, когда мы вместе обсуждали-размышляли, как вести бой и я вылез со своими предложениями (основанными на опыте пилотов Второй мировой и отработанными на симуляторах схемах боёв). О том, что нельзя быть маневрирующей мишенью, он знал ещё раньше.

Опаньки… Снова микроклип пришёл на мою видеокарту… Здоровенная двустворчатая дубовая дверь с чёрной табличкой и золотистыми буквами извещает о должности «большого начальника». Очень степенная и важная секретарша (деловой костюм, очки в золотой оправе, неизменный пучок и злобно-раздражённое выражение физиономии) пытается довести до моего сознания, что Первый секретарь занят и сегодня принимать не будет. Мне удаётся прорваться на том основании, что товарищ Ковалёв будет рад видеть бывшего однополчанина в любое время. Просторный кабинет в духе советского партийно-руководящего стиля (служащий, вероятно, ещё и переговорным залом, о чём свидетельствует длинный стол) погружен в лёгкий сумрак. На председательском месте при свете зелёной настольной лампы работает с документами Грозный и Всевластный товарищ Первый секретарь. Вроде бы и незнакомы: седоватая, с наметившимися залысинами голова, сосредоточенное лицо в профессорских очках, серый строгий костюм с галстуком, но обознаться невозможно. Так опираться щекой на кулак с зажатым в нём карандашом мог только Андрей. Он так всегда делает, когда размышляет или о чём-то думает, «рисуя» очередной рапорт.

– Комэск!

Человек за столом поднимает голову, откладывает карандаш и снимает очки. Узнал, старик, узнал. Господи, сколько же лет прошло? Ковалёв как-то потучнел и даже погрузнел. Но в меру, только для создания солидности. Появились ранние морщины и наметились мешки под глазами. Но в целом выражение властное, пожалуй, даже слегка высокомерное. Чувствуется, что «товарищ Большой начальник» не только принимает решения, но и проводит их в жизнь с жёсткостью штурмовика, заходящего на цель.

Андрей поднимается из-за стола, улыбается и идёт навстречу, протягивая руку.

Интересно, а что значили эти две картинки? Я случайно попал в состояние «сатори»? Это возможные вектора развития реальности? Будущее?

А почему я тогда не вижу остальных?

Якименко, Колосов… Сидят, зубы скалят… А, так это они обсуждают, как будут в Куйбышеве на танцы ходить. Там, как кто-то сказал, то ли медицинское училище, то ли педагогический институт, а может быть, и оба вместе.

Сашка Пятыгин. Наш Палёный. Поедет в общей команде. Долечивать ожоги будет в ЗАБе. Причём Бородулин пригрозил ему, что если будет ухудшение, то его оставят «на съедение» местным медикам и он может отстать от своего полка. «…Наибольших успехов добилась проходческая бригада Пятыгина…» Голос – как будто диктор по радио говорит. На этот раз тот, кто мне подсказывал, решил сэкономить на трафике и вместо видео предоставил аудио.

Эй, товарищ, или господин, или как там тебя? А про остальных? Ну, хотя бы намёком! Нет, ничего нет. Не приходит.

Утро красит нежным светом… Вообще-то оно уже ничего не красит, потому что время полдесятого и мы даже закончили завтрак и побывали на последнем построении полка. А кроме того, на небе образовалась какая-то хмарь, и вроде бы как ближе к полудню дождик собрался. Ветерок опять же… Несильный такой, но в своём времени я бы ветровочку или джинсовку накинул. Но нам прохлаждаться некогда. Мы заняты ответственным делом – помогаем собраться нашей санчасти.

Ну вот вроде бы как уже и все пообнимались, по плечам похлопали и руки друг другу отдавили. Вещмешки закинули ребятам, которые расположились в санитарной полуторке. В «эмке» устроился на заднем сиденье Матвеич и наш «Сильвер», переднее забронировал себе Бородулин. Строгий военврач оформит «хворую» бригаду и потом направится реализовывать заслуженный отпуск – ему от щедрот душевных командование выделило такое поощрение в количестве целых десяти суток. А знаете, кто ещё получил отпуск? Мишка.

Первая транспортная колонна полка покидает расположение. На прощание водилы врубили клаксоны и покатили по взлётке в сторону дороги. Впереди – машина командира, за ней – «санитарка» с ребятами и двумя бойцами в полной экипировке из комендантского взвода в кузове. Следом мощно гудел «Захар Иванович» с нашим особистом и пятёркой его воинов – сопровождение. Машины, Бородулин и «комендачи» ещё вернутся. Будут вывозить имущество, которое полк заберёт с собой. Никак не ожидал, что на этом поле за три месяца мы так обрастём добром. И ведь всё нужное – ничего не выкинешь. «А вдруг пригодится?» Чувствую, одинокая лыжа на балконе – примета наших дней – появилась ещё до наполеоновского нашествия.

На прощальном построении полка Храмов поблагодарил оставшийся личный состав и сообщил, что времени у нас на освоение «Илов» нового типа, а также на сколачивание звеньев и эскадрилий практически не будет. На всё про всё нам отпущен месяц. То есть в августе полк опять вступает в бой. И, возможно, на другом участке. Чёрт подери, кажется, я уже знаю на каком. Август будет жарким по всем параметрам.

«Пролетариату нечего терять…» – сказал Маркс. А мне-то чего, собственно говоря, терять, кроме особо ценных синих штанов и лётчицкой пилотки? Поэтому я набрался наглости и догнал Матвеича, который напоследок хотел зайти в штабную палатку.

– А, Журавлёв. С чем на этот раз пожаловал? Если что-то важное, то давай к начальнику штаба или к майору Чернову. Я уезжаю через полчаса.

– Товарищ майор, наш эшелон будет формироваться в Москве? Правда?

– Ну вроде того. Большая часть транспорта останется в распоряжении местного БАО. Так что полк подбросят до Москвы и дальше до пункта следования – по железной дороге. И что ты хотел?

– Товарищ, майор, – растягиваю слова с жалобной интонацией. Типа не у командира прошу разрешения, а отца родного о милости. – Мне же там по дороге. Разрешите хотя бы дней на пять домой завернуть.

Матвеич повернулся и осмотрел мою личность насмешливым взглядом. Потом уже совсем явно усмехнулся.

– Ну, нахальства вам, товарищ младший лейтенант, не занимать. – Затем подумал о чём-то. Снова усмехнулся, но на сей раз как-то грустно, пожалуй, даже мрачно. – Ладно, сейчас распоряжусь.

К этому моменту мы, пригнувшись и придерживая головные уборы (майор – фуражку, а я – пилотку), вошли в штабную палатку. Основную бумажную работу уже вроде бы закончили, но, как всегда, ещё надо было что-то в последний момент дописать и оформить. Поэтому кроме штатного писаря и его почти добровольного помощника в палатке присутствовали Чернов, комиссар и начальник штаба.