Владимир Аренев - Время жестоких снов [сборник litres]

Это была одна из тех ужасных люблинских зимних ночей, когда метели превращают кварталы в бетонное кладбище. Меня разбудил стук в окно, скрип металла о стекло. Я раздвинул жалюзи и, хоть снег валил стеной, сразу все понял. Не мог скрыть возбуждения: ждал этого уже долго.

Фрегат польских сил Всемирного Союза тихо висел в десяти метрах от высотки, ровнехонько напротив моего окна. Он приглашающе выдвинул стальной трап, конец которого оказался в полуметре от парапета. Я выскочил и полез по трапу, сквозь метель, семь этажей над землей. Не ощущал холода, только жгло стопы, которые опирались о металлические перекладины – слишком холодные или слишком горячие.

Во фрегате было тепло и душно. Пахло сталью, маслом и чем-то еще, напоминавшем запахи в старом вагоне. Анонимные аэронавты провели меня на мостик.

Она была именно такой, какой я видел ее на сделанных украдкой, расплывчатых фото, вбрасываемых на темную сторону сети. Она, ее мундир, повязка на глазу, сопящие и попискивающие вокруг машины – все было единым целым. В тот торжественный момент, когда она произносила формулу вербовки, строгиня была плоть от плоти со всем, что случилось со мной во время конфлакта. Была войной.

Так меня и рекрутировали в выпрямители – и я начал ночные патрулирования района, стабилизируя скривицу, вылезающую окрест. Ищу следы чудеси и нейтрализую их.

Чудесь можно ощутить либо одним из чувств, либо всеми сразу. Чем хуже мне, тем сильнее я ее ощущаю. Усталость, страх, печаль делают всплески скривицы опасней.

Порой я ее вижу. Маленькие осьминожки под светом солнца на клумбе у дома. Но чаще замечаю ее ночью, в холодном электрическом свете дворовых фонарей. Грязь, текущая из стоков на тротуар и заметная только с определенного расстояния. Искривленные тени, словно бездомные псы, таящиеся за деревьями. Черные уродцы, исхудавшие пародии на людей, ловко бегающие высоко, по парапетам домов.

Порой я ее слышу. Чужие искривленные сообщения, перерабатываемые моим мозгом в информацию, которую я вдруг получаю, хотя так и не могу понять. Вой на церковной колокольне, приумноженный эхом пластинки. Плач младенцев, доносящийся издалека – словно из закрытого кипящего горшка. Злобные шепотки, вылетающие из труб, когда вечером я сижу на унитазе, и сопровождающие меня всю бессонную ночь, наполненную отвратительными образами.

Порой я ее чувствую. Унюхиваю. В инфицированной еде, в одежде, которую мне сразу же приходится снимать. В людях, рядом с которыми еду в лифте или мимо которых прохожу на улице, – и люди эти, пусть даже они ходят, говорят и дышат, уже мертвы. Гниют, пожираемые изнутри чужим захватчиком. Мне они отвратительны – но я их жалею.

Порой обнаруживаю чудесь в семантических структурах. Я не в силах этого описать. Не могу и не должен. Все искривляется. Слова и символы, их звучание, форма и содержание, воспоминание, образы, звуки, вкусы, запахи и связанные с ними ощущения – все, что в моей голове, что мной и является, все это меняется и искривляется, смазывается и изламывается, буквально идет на хрен. Секунды, минуты, часы. Все дольше и дольше. Мои собственные битвы, во время которых я – самый одинокий человек на земле.

И я сражался, несмотря на то, что становилось все хуже, и чувствовал: один из патрулей закончится так, как месяц назад.

Я возвращался с него глубокой ночью, после трех. Ощутил один из тех запахов – со спортивной площадки моей старой школы. Я направился туда и позволил застать себя врасплох, подставился, как малек. Странное движение в траве, я присел, чтобы проверить – и на меня брызнуло скривицей. Сильная доза, я сразу почувствовал, как она прорастает в ноге, высасывая из меня энергию, необходимую ей для роста.

Я знал, что это рано или поздно случится, но все равно чуть не наложил в штаны. Бежал домой со слезами на глазах. Отца не было, мать спала. Нужно было действовать не откладывая – в левом бедре переливался кипяток. Ощупывая обожженное место, я чувствовал там все более явственное движение.

Что делать, когда контакт со скривицей привел к прорастающей инфекции чудесью?

Ты должен быть к этому готов. Иметь под рукой набор для устранения зародыша.

Мой – разработанный на собственном опыте, советах отца и по мнениям, размещенным на темной стороне сети, – состоял из:

– пинцета;

– скальпеля;

– салицилового спирта;

– кухонных ножа и вилки;

– хирургической иглы и нитки;

– небольшого количества подсолнечного масла;

– глушилки: диска с композициями, приготовленными как раз на такой случай;

– болеутоляющих таблеток;

– комплекта из пластыря, марли и бинта;

– электрического гриля;

– подноса и тарелки;

– консервов с тирольской тушенкой;

– щепотки соли;

– бутылки негазированной минеральной воды;

– жаропонижающего;

– дезодоранта;

– зажигалки;

– одноразовой бритвы;

– полотенец;

– маленького металлического заварочного чайника;

– сильного снотворного.

Очередность действий во время удаления зародыша такова:

1. Закрываюсь в комнате. На ключ.

2. Включаю глушилку.

3. Глотаю болеутоляющее.

4. Игнорирую все более резкие движения под кожей ноги.

5. Включаю электрогриль.

6. Обеззараживаю инструменты и емкости.

7. Перебарываю растущее головокружение и тошноту.

8. Открываю тирольскую, режу на кусочки и кладу на тарелку.

9. Открываю окно и все-таки блюю – стараясь сделать это незаметно.

10. Закрываю окно и еще раз проверяю, заперта ли дверь, увеличиваю громкость.

11. Сажусь, окруженный инструментами.

12. Игнорирую капли крови из носа, надеясь, что это – из-за скачка давления, а не от мозговой инфекции чудеси.

13. Быстро брею волосы на бедре и протираю кожу спиртом (стараюсь не глядеть на неестественную пульсацию под ней).

14. На всякий случай зажимаю зубами край полотенца. Резко и неглубоко дышу через нос, разбрызгивая вокруг мелкие красные капли.

15. Прихватываю через кожу все более активный зародыш. Сукин сын вертится, словно жук.

16. Рассекаю кожу и пинцетом выковыриваю дергающуюся чудесь, стараясь не погружать металл слишком глубоко в мышцы.

17. Игнорирую писки зародыша, головокружение и горячую боль, простреливающую меня скорее в затылке, чем в ноге.

18. Вбрасываю зародыш в заварочный чайник, закрываю крышку.

19. Дезинфицирую рану спиртом, яростно крича в зажатый в зубах хлопок (отчего-то вспоминается «Рэмбо-3»).

20. Дрожащими пальцами стараюсь зашить кожу на ходуном ходящей ноге. Шов не самый ровный (тренировка на кусках сала удавалась мне куда лучше), но кровь перестает течь. Накладываю повязку.

21. Открываю чайник и пинцетом перекладываю зародыш в жаростойкую посуду.