Энджи Сэйдж - Эликсир жизни [litres]

– Далеко падать-то, ученик, – сказал Хьюго и спустился вниз. – Тысяча извинений за то, что оставил люк без присмотра. Прошу, дай мне руку. – И Хьюго помог Септимусу подняться.

– А где была лестница? – спросил Септимус.

– Прошу прощения? Поднимайся осторожно, ученик.

Септимус вздохнул.

– Хьюго, – произнес он, – я не хочу подниматься осторожно. А теперь ну-ка топай отсюда!

– Топай?

– Да, топай. Уходи. Катись. Э-э… ступай уже!

Хьюго сник. Он понял смысл слов «ступай уже». Его старший брат все время так говорит. И его старшие сестры. И его кузины, которые живут за углом.

– Ну ладно, пошли, если так хочешь, – сдался Септимус.

Если этот Хьюго сейчас вернется, то скоро все будут знать, что ученик алхимика один полез в туннели. Септимусу почему-то казалось, что у Марцеллия возникнут подозрения…

Хьюго вопросительно посмотрел на гостя.

– Хочешь? – переспросил он, повторив акцент Септимуса. – Хо… чешь… Я… хочу!

– Ну, тогда пошли, – сказал Септимус.

Ему не терпелось догнать дворцовых слуг, болтовня которых уже была едва слышна.

Хьюго бросился за Септимусом.

– Топай! – воскликнул он, засеменив следом, как маленькая пчелка. – Топай! Топай! Топай!

Септимус уже почти бежал мимо факелов, которые висели вдоль широкого кирпичного туннеля, ведущего во Дворец. Пчелка бежала следом, чудом поспевая, и, кроме редкого «топай!», не предпринимала больше никаких попыток завести разговор. Когда голоса слуг стали слышны отчетливее, Септимус решил держаться на расстоянии, но при этом не выпускать компанию из виду, потому что чем ближе был Дворец, тем запутаннее становились туннели, похожие больше на норы кроликов.

Через несколько минут слуги свернули в какой-то узкий проход, и Септимус едва успел увидеть, как они скрылись за красной дверью. Он повернулся к Хьюго.

– Теперь ты должен уйти, – сказал он, но, заметив непонимание на лице мальчика, пояснил: – Прошу тебя, ступай. И умоляю, не раскрывай правды о нашем путешествии, ибо я выполняю тайный наказ учителя.

Хьюго склонил голову набок, как попугай, который задумался, стоит ли повторять то, что он только что услышал.

– Топай? – спросил он.

– Да, топай. Живее! Ну-ка, кыш!

Хьюго намек понял. Он сник и уныло побрел обратно. Септимуса начала грызть совесть. Никто не проявлял ни малейшего интереса к нему с тех пор, как он застрял в этой временной дыре.

– Эй, ну ладно, пошли! – позвал он.

Хьюго просиял:

– Не топай?

– Нет, – вздохнул Септимус, – не топай.

Несколько минут спустя Септимус и Хьюго стояли в коридоре главной кухни в эпицентре лихорадочных приготовлений к пиру. Волна слуг пронеслась мимо них, пока замершие словно истуканы мальчики наблюдали, как проплывают мимо стопки тарелок, подносы с кубками и бочонки с золотыми ножами. Две служанки чуть не врезались в мальчишек, когда тащили вдвоем огромную серебряную супницу. За ними появился рой девушек с маленькими серебряными мисками. Из каждой миски торчала голова утенка.

Септимус пришел в ужас. Он привык, что во Дворце тихо и почти совсем пусто. Он ожидал, что сможет проникнуть незамеченным и найти путь к башне, где находятся покои королевы. Он хотел проследовать за королевой или принцессой, пока открыта невидимая дверь в стене. Затем он прошмыгнет в гардеробную и попробует еще раз пролезть в зеркало. Септимус знал, что это дерзкий план, у которого мало шансов на успех, но нужно было попытаться. А теперь он понял, что если во Дворце везде столько народу, то шансов у него вообще никаких и его тем более заметят в этой расшитой золотом тунике алхимика.

Одеяние Септимуса и вправду привлекало к себе внимание. Слуги замедляли шаг и пялились на него. Вскоре в коридоре образовалась давка, и большой нетерпеливый лакей, который пытался выйти из кладовки с бельем, которая располагалась прямиком за спиной у Септимуса и Хьюго, врезался прямо в них. Лакей сердито схватил Септимуса за шиворот.

– А ты что здесь делаешь? – подозрительно спросил он.

Септимус попытался вырваться, но лакей держал крепко.

И вдруг Хьюго пискнул:

– Сударь, мы просто гонцы, у нас срочные известия для пекаря!

Лакей посмотрел на искреннее лицо Хьюго и выпустил Септимуса.

– Свернете на третьем повороте, вторая дверь. Мадам Чу можно найти там. Идите осторожно, она уже сожгла четыре дюжины пирогов за прошедший час.

Лакей подмигнул мальчикам, смешался с толпой слуг, и его унесло потоком людей.

Хьюго посмотрел на Септимуса, пытаясь понять, что тот собирается делать. Септимус понравился Хьюго, потому что только он не кричал на него и не помыкал им, как будто Хьюго какая-то собачонка.

– Топай? – спросил Хьюго, когда мимо протиснулись три толстушки с большими корзинами рогаликов.

Септимус мотнул головой и свирепо уставился на женщин, которые обернулись посмотреть на него.

– Не топай, – ответил он. – Мне нужно кое-что сделать. – И повторил по-старинному: – У меня… миссия. Здесь, во Дворце.

Хьюго понимал, что такое «миссия». Миссии бывают у всех рыцарей и пажей, и он не видел причины, почему бы ученику алхимика тоже не иметь миссии. Он никогда не слышал о том, чтобы миссии начинались во Дворце, но у алхимиков ведь все возможно. Он взял Септимуса за руку и потащил в толпу слуг. Ориентируясь на запах мыльной пены, взбитой в горячей воде, Хьюго быстро нашел, что искал, – прачечную.

Потратив пару минут и несколько монет, двое новых слуг вышли из прачечной в чистенькой форме: маленький и русый семенил за тем, что был повыше и взлохмаченнее. За первым же углом их поджидала тучная дама в испачканном фартуке. Она выскочила из кухни с двумя нарядными золотыми кувшинами, наполненными горячим апельсиновым соусом, и сунула их мальчикам, приговаривая: «Поживее, поживее…» – после чего затолкала Хьюго и Септимуса в строй других мальчиков, каждый из которых держал по такому же золотому кувшину.

У Хьюго и Септимуса не было выбора. Под зорким взглядом соусной кухарки, в сопровождении крупного лакея, который нес свежую белую скатерть, на случай если кто-то из мальчишек прольет соус, они направились вместе с другими слугами по длинной винтовой лестнице и вышли в темный Долгий променад. Пока они медленно продвигались вперед, из бальной залы начали доноситься голоса и звон посуды. И вдруг высокие двери бальной залы распахнулись, и шум просто оглушил всех. Мальчики из длинного строя начали по одному заходить внутрь.

Септимус и Хьюго проскользнули в залу последними, и лакей закрыл за ними дверь. Хьюго, разинув рот, таращился на представшее ему зрелище. Он никогда не видел такой огромной комнаты, до отказа забитой народом в столь роскошных и удивительных нарядах. Гул стоял ошеломляющий, и от аппетитных запахов у мальчика закружилась голова, потому что мало кто вспоминал о том, что Хьюго нужно иногда кормить.