Патрик Уикс - Тевинтерские ночи [сборник litres]

Чем дальше иду, тем ярче это свечение. И вот я что-то слышу… Не плеск. Слабый, неясный звук. Продолжаю шагать – звучит. Останавливаюсь – затихает. Мне пришло на ум вытащить саблю, что и спасло меня, когда появился Цекоракс.

Заворачиваю за угол – а из трещин в туннеле и воды выныривает масса щупалец. Кричу, рублю, отсекаю чуть ли не дюжину цепких молотящих конечностей! Червеобразное тело покачнулось, молочно-белая плоть разошлась, обнажив… Даже не знаю, как назвать. Клинок? Он походил на серебряный и будто бы расщеплял пространство, закручивая воздух вокруг себя. Он наискось резал камень за моей спиной, точно масло.

Я срываюсь с места. Мерцающие жгуты змеятся на потолке, гонятся за мной, и некоторые распахивают глаза, да-да, обыкновенные глаза: они усеивали плоть, как драгоценные камни усеивают роскошные ножны для меча.

Голос Цекоракса – это множество тонких сдавленных голосов, говорящих в унисон.

– Скользи с осторожностью…

Сзади расплескал воду сплетенный из щупалец жгут. Раздался тонкий звук, словно свист воздуха, и кусок моего плаща упал в жижу. Пришлось бежать еще быстрее – ноги так и мелькали. А тварь опять отхватила кусок ткани, словно играя.

– Останься с нами, – проворковала она.

Не передать всего злорадства, источаемого ею. Его прямо… чувствуешь, как мороз по зиме.

– Забирайся внутрь, в тепло. В короне слепцов есть свободное место…

Я разворачиваюсь на бегу, блокирую выпад клинком. Воздух гудит. Мою щеку жалит осколок, это сабля разбилась вдребезги. Оставшись без оружия, обливаясь кровью, с запаленными легкими, я шарю по карманам, достаю кое-что украденное в доме Дориана, и с силой швыряю в Цекоракса.

Секрет дымовых шариков очень прост: нельзя бросать их себе под ноги. Цельтесь в преследователя. И лучше всего – в глаза.

Из мешочка с шариками, заполняя туннель, повалили маслянисто-черные клубы. Мне это помогло, но не так, как вы могли подумать. По-прежнему удирая, я оглядываюсь и вижу: треклятое чудище обвивает своими щупальцами завитки мглы, тычет в них. Оно изучало дым. Его бледные конечности, касаясь друг друга, сливались воедино. А когда чудище нагибалось, они рассоединялись, возвращая себе прежнюю форму. Другие переплетались, лениво скользя по большому червеобразному телу и утопая в нем…

Честное слово, друзья, с тех пор я вообще не ем осьминогов.

Завернув за другой угол, слышу: «Возвращайся, гость», – так громко, будто Цекоракс кричит мне в ухо. Показывается тянущееся за мной вдоль труб одинокое щупальце.

– Тебе не познать смерти слаще. Восстание близится. – И он, понизив голос до шепота, обнажил свое серебряное лезвие. – Внутри меня безопасно.

Подобрав кирпич, бросаю его и слышу приятное «шлеп!» Тварь получает вмятину и отлетает назад, оставляя за собой след ярко светящейся слизи. И вот я у выхода. Взбираюсь по лесенке, с грохотом опускаю железный люк. Но это выход не на улицу, а к подножию лестницы.

«Спокойно!» – говорю я себе, а тело кренится, с лица капает кровь. Подъем даже в сотню лестниц не так страшен, как перспектива спуститься обратно. И пока кругом сухо и безопасно, меня все устраивает.

Вот так судьба привела меня из кладовых Дориана прямиком в храмовничьи казармы.

Что, осталась только вода? Возьмем еще бочку? Покорнейше благодарю.

Так на чем я?.. Ах да.

Следующие пятнадцать минут заняло бегство от этих бронированных животных, что пытались замести меня за «злонамеренное вторжение». Так они, по крайней мере, кричали мне вслед. Тевинтерские храмовники, в отличие от любых других, не умеют блокировать магию. Это просто стражники в красивых доспехах, сидящие на лириуме. У них на плечах лириумные осколки размером с дерево, вот не вру. Может, поэтому они такие неприветливые?

Уйдя от погони, пришлось соскребать с себя грязь на заваленном водорослями пляже. Заодно смылся макияж, но уж лучше соленая обветренная кожа, чем еще хоть мгновение канализационной вони! Я прячу лицо под шарфом и возвращаюсь в гостиницу, чтобы переодеться в чистое, а нечистое бросить в печь и изучить карту Минратоса.

Именно в тот момент мне подумалось: к демону деньги, пусть с монстром разбирается кто-нибудь другой. Однако долг требовал сообщить Дориану Павусу местонахождение Цекоракса и то, как он выглядит, а затем сердечно пожать руку на прощание. Поэтому я, радуясь смене платья, отправляюсь искать дом над стоками, где на меня напал Цекоракс. В канализацию я больше ни ногой, зато Дориан получит хотя бы приблизительные координаты, прежде чем я покину город.

И я бегу по многочисленным лестницам и окруженными стенами тротуарам Минратоса, держась в стороне от каналов и выгребных ям. Все залито солнцем в противоположность туннелям, где встретились мы с Цекораксом. Карта приводит меня к огромной террасе, нависшей над зарослями сияющих лоз и струйными фонтанами. Это те самые гигантские сады, что видны из апартаментов Дориана.

Что-что? Да, я тоже удивляюсь. Свет растений виден даже на солнце! Днем сияние чуть тускнеет, зато становится похожим на блеск драгоценностей. И все это – прямо над логовом Цекоракса, что таилось тремя подземными уровнями ниже. Несмотря на солнечную погоду, во время прогулки у статуй суровых магистров меня настигла меланхолия.

Повелители Фортуны не любят проигрывать. Правда, в тот раз дело было не в какой-то там роскошной драгоценности, молящей об освобождении. Мне противостояло чудище, которого не одолеть. Будь со мной вся команда… Но ведь нет ее. Не в этом городе.

И мне пришло в голову: раз уж орлесианская маска и плащ не бросаются в глаза напыщенным магам, здесь, в садах, я и вкушу напоследок роскоши Минратоса.

В тех садах звучал смех. Были там и беседки, увитые розами, и петли арборского благословения, и сладкие яблоки с особым ароматом, и торговцы липким инжиром в орехах, и пруд в зарослях лотосов. Водопады низвергались в пруды благодаря искусно спрятанным акведукам, соединенным с почти незаметным резервуаром. Повсюду порхали крошечные бабочки – иллюзорные, что выяснилось, когда одна невредимой пролетела сквозь мою руку.

Ну что, еще по одной? Большое спасибо.

Блуждания привели меня к деревьям у пруда, к толстоствольным березам с большими, как иногда бывает, дуплами. В дуплах птицы свили гнезда. Заглядываю в одно гнездышко: пусто. Как и в следующих двух. Чуть дальше еще дерево с дуплом; я прогуливаюсь до него не спеша, заглядываю внутрь – и вижу гнездо, наполненное трупиками. С дюжину обезглавленных птах разной величины аккуратно сложены в форме купола. Все повернуты в одну сторону, словно гонятся друг за другом.

Возвращаюсь я на поляну неровным шагом и, только схватившись за ветку, умудряюсь не сесть своей идиотской задницей в пруд. Тут береза возле меня как затрясется, и из дыры в ее коре выскальзывает белый ус… распахивая влажный карий глаз.