Патрик Уикс - Тевинтерские ночи [сборник litres]

В самой глубине шахты они нашли то, что искали.

Природные пещеры и редкие опорные столбы сменились изящными эльфийскими орнаментами, каменный пол – красным деревом. Ни дверей, ни перегородок, ни поперечных балок. Комната появилась среди голых камней будто из ниоткуда, и теперь казалось, что книжные полки и столы для чтения были здесь всегда. Все четверо завернули за угол и вошли в эльфийскую библиотеку.

Когда Арлатан разлетелся на куски, один из его осколков очутился здесь.

Все догадки Филлиама подтвердились, и он чуть ли не прыгал от счастья, пожирая глазами тома, которые веками, а то и тысячелетиями ждали новых читателей. Больше того, где-то здесь могла быть спрятана рукопись, которая спасет мир. Матео стоял на страже, Лодин разбиралась в тонкостях значений и скрытых символах, а Филлиам засовывал книги в сумку.

Только Дженитиви не разделял всеобщей радости. Он медленно сполз по стене в углу и зарыдал:

– Ложь. Я лгал, все это время я лгал…

Он держал один из томов, которые Лодин посчитала полезными. На перевод содержания ушли бы годы, но иллюстрацию на кожаной обложке ни с чем нельзя было спутать. Художник изобразил землю, очень похожую на Тедас, но без границ, древних или современных, которые Дженитиви так тщательно наносил на карту.

– Я встречал Создателя в каждом уголке мира, – пробормотал он. – За всякой находкой стояла Его слава. Я считал, что и сюда меня привела Его рука. – Дженитиви с ненавистью взглянул на обложку, но сдержался и осторожно отложил книгу в сторону, словно благоговение перед знаниями не позволяло отшвырнуть ее. – Я надеялся, что мы опровергнем это безумие, – сказал он, глядя вдаль опустевшими глазами. – Труд моей жизни – что пыль на этих полках. Сколько всего я упустил? Сколько еще скрывается за нашим невежеством?

Филлиам впервые не нашелся, что ответить. Он не горел страстью к писательству, но его карьера целиком держалась на талантливых творцах. Дженитиви и вовсе был кладезем идей. Филлиам не мог позволить ему опустить руки.

– Ты никогда не врал, – начал он. – Я бы назвал это… иным взглядом на события.

Лодин ухмыльнулась. Филлиам скривился и предпринял вторую попытку, присев перед отчаявшимся коллегой.

– Настоящий ученый никогда не сдается, – продолжил он. – Тяга к знаниям – это дар Создателя, который ты не вправе отвергать. – Он поднял с пола том в кожаной обложке и провел пальцем по карте. – Ты должен помочь нам добраться до истины, чего бы это ни стоило.

С этими словами он протянул книгу Дженитиви.

Ученый поднял голову и посмотрел на него.

– Писака вроде меня ни за что не справится в одиночку, – добавил Филлиам.

Старик улыбнулся.

– Тревога! – крикнул Матео, вглядываясь во мглу туннеля.

Темные волосы проводника тронул ветерок.

Снова неприятности. Оказалось, Антаам все время шел за ними по пятам. Теперь кунари спускались в шахту.

Филлиам решил, что хуже быть уже не может. Главная ошибка в его жизни – и последняя.

– Довольно чистенько, кажется, но… уже не так убедительно. Удивлен, что это сработало.

– Местами выходит мило. Очень непохоже на тебя.

– Ты бы хоть помогла.

– Я помогаю. Помаленьку.

– Нам точно стоит к этому возвращаться?

– Старик, ты ведь сам говорил, что надо подробнее…

Филлиам, Лодин, Дженитиви и Матео вновь оказались на дне шахты, куда попали после спуска. Они стояли на коленях: руки по швам, у шеи – острие копья.

Отряд, взявший их в плен, возглавляла кунари, похожая на огромную статую – семи футов ростом и с серой кожей. Кожаную броню на ногах и на туловище оплетали красные веревки. Лицо и руки пестрели символами Антаама, военной ветви кунари. Краска витаар, ядовитая для других рас, защищала воинов – кожа от нее затвердевала, становясь прочнее камня, так что броня была наоборот слабейшим звеном защиты. Загнутые назад рога, длинные белые волосы, струившиеся по спине свободно, но лежавшие ровно.

– Я Расаан, – объявила она.

Кунари с задумчивым видом подошла к пленникам и принялась расхаживать между ними. С группой обошлись милосердно, несмотря на то, что Матео убил двух воинов, когда они объявились в шахте. Допрос поначалу велся удивительно мягко, даже уважительно. Как призналась Расаан, она пользовалась теми же заметками, но никогда бы не нашла Разрушенную Библиотеку без помощи экспедиции.

Однако ее интересовал куда более конкретный вопрос – имена.

– Фен’Харел, – начала она, – имя, данное врагом. Его неверно переводят как «Ужасный Волк». – Она повернулась и взглянула на стопку томов, лежавшую на камнях. – Вымысел самозванца-мученика, который перед этим обманул нас – и вашу Инквизицию. Солас – тоже выдумка.

– Гордыня, – сказала Лодин. – Вот что оно значит.

Расаан остановилась и подняла бровь:

– Твои познания впечатляют.

Имена много значили для ее расы. Кунари называли в честь должности, становившейся вторым «я». Но у каждого было и «настоящее», родовое имя, которое заносилось в метрики. По нему можно было проследить жизненный путь каждого кунари, выявить и использовать его слабости, понять, кем он пытался стать, но не смог.

Для Расаан имена значили еще больше. Особенно нарочито измененные. Она махнула рукой в сторону пустой теперь комнаты, которая без книг казалась лишней, инородной.

– Вы пришли сюда за знаниями, как и мы. Нет лучшего преимущества перед врагом, чем знать его имя. – Расаан повернулась и растянула губы в ухмылке. – Особенно если он сказал его сам.

– Мы сообщим вам, когда что-нибудь найдем, – ляпнул Филлиам, тотчас пожалев, что раскрыл рот.

Расаан холодно посмотрела на него, затем улыбнулась.

– Само собой, – уверенно ответила она.

Сзади к ней подошел солдат, и Расаан кивком отдала команду. Все книги сложили на плиту. Она повернулась к четверым пленникам, стоявшим на коленях.

– Ты, воин, – обратилась она к Матео. – Имя?

– Матео, – небрежно обронил он.

Расаан странно взглянула на него, не обратив внимания на вызывающий тон.

– Сомневаюсь, – ответила она. – Но ты ведь больше ничего не умеешь, правда?

Матео нахмурился, но промолчал.

– Ты, болтун, – обратилась кунари к Филлиаму. – Имя?

– Филлиам, – ответил тот, по привычке прибавив: – Бард!

– Настоящее имя, – отчеканила Расаан, точно зная, что это лишь псевдоним.

Писатель открыл было рот, но запнулся. Свое полное имя он не произносил уже давно.

– Филлиам Бернард Алоисиус Тревельян.

– На вашем наречии – почти иноязычное, – заметила Расаан. Потом наклонилась к писателю и шепнула на ухо: – Ты почти стал тем, кем притворяешься.

Она ухмыльнулась, как бы смеясь над его выверенным образом. Собственное обличье вдруг показалось Филлиаму пустым и ненастоящим.