Джей Кристофф - Предатель рода [litres]

– А вот и мы, – сказала она.

Аиша махнула рукой в сторону Кики, и испуганная девушка выскочила из комнаты, бросив извиняющийся взгляд на Мичи, и захлопнула за собой дверь.

– Мне было интересно, сколько времени это займет, – сказала Аиша.

– В смысле?

– В смысле, чтобы ты рискнула всем.

Мичи моргнула, но ничего не сказала.

– Эта девушка для тебя ничего не значит. – Аиша указала на дверь, через которую вышла Кики. – Тем не менее ты осмелилась схватить за руку Первую дочь династии Казумицу в ее защиту. Поставив под угрозу свою миссию. Проявление неповиновения, которое может означать твою смерть.

– Пусть так и будет, – сказала Мичи.

Аиша подошла ближе, положила обе руки на плечи Мичи.

– Я знаю, кто ты, дочь Дайякавы. И я восхищаюсь твоей уверенностью. Правда восхищаюсь. Но здесь не место для ада. Даичи-сама послал тебя, чтобы ты была моей рукой, моими глазами. Но у тебя ничего не получится, если внутри тебя пылает пламя. Пусть оно тлеет. Будь как я. Держи всё внутри, спрятав до тех пор, пока оно не станет действительно важным. Тогда нужно будет встать и рискнуть всем. И пролить кровь, на которую ты поставила. Тогда мы сможем победить.

– Вы хотите, чтобы я сидела и позволяла невиновным страдать?

– Да, хочу, – сказала Аиша. – Я знаю, что прошу многого. Но однажды я попрошу еще больше. Я могу попросить всё, что у тебя есть. Но не ради одного человека. Ради всей нации. Ради жизни каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка на этих островах. Вот по каким ставкам мы сейчас играем, Мичи-чан. В этой игре нет приза за второе место. Это не прогулка по холму среди юношей в железных костюмах. Это война за само будущее Шимы. И ты должна понять это, если хочешь служить Кагэ здесь. Ты должна стать свидетелем зверств и хранить молчание. Смотреть, как другие страдают, даже умирают, и не сметь шевельнуть пальцем, чтобы помочь. Ты должна быть терпелива, как камень, до тех пор, пока не придет время ударить, и быть тверже камня, когда ты наконец возьмешься за клинок.

Мичи уставилась на нее, как будто увидела в первый раз – это убеждение в глазах, страсть в ее голосе, захватывающую дух. Она больше не видела избалованную принцессу, которая научилась ненавидеть. Она видела огонь, полыхавший так же ярко, как и огонь в ее собственной груди – огонь, породивший Тени.

Аиша взяла ее за руки, крепко сжала и пристально посмотрела.

– Понимаешь меня, Мичи-чан?

Мичи посмотрела на свои руки. Потом – в глаза Аиши.

– Понимаю.

– Сможешь сделать так, чтобы огонь горел медленно?

– Смогу.

– Отдашь всё, когда я попрошу об этом?

Она облизнула губы.

Кивнула.

– Отдам.

Металлическая стрекоза летела почти с такой же грацией, как и настоящая. Она не взмахивала, а скорее вертела крыльями, точнее, тремя пропеллерами, прикрепленными к аппарату и образующими вершины треугольника под углом 45 градусов. Оболочка из темного металла, покрытого коркой окисления, блестела от дождя. Судно выглядело несколько кособоким. По его частям прошлись сваркой несколько раз в попытке собрать конструкцию воедино. И вообще казалось, что оно летит не благодаря техническому мастерству, а вопреки ему. Кабину накрывали два стеклянных купола, напоминающие глаза. Двигатели издавали лязг и рычание, как волк, пасть которого набита железными болтами.

Пропеллеры застучали совсем близко, и аппарат начал снижаться, теперь больше напоминая толстого, покачивающегося шмеля, чем стрекозу. Пилоты стучали по консолям, изо всех сил пытаясь удержать судно на штормовом ветру. Наконец аппарат приземлился, скособочившись еще больше. По ветровым стеклам текли потоки дождя, а ветер пытался сорвать оболочку.

Юкико с черно-синим лицом откинулась на выступ, едва удерживая себя в сознании. Она видела, как Ильич разрезал кожу молодого арашиторы от горла до живота и начал сдирать ее – крови было так много, что она чувствовала привкус металла, когда дышала. Периодически Юкико делала слабые попытки проникнуть в сознание Буруу, но молниемёт Ильича поверг его в глубокий сон – гораздо глубже, чем черносон. В воде вокруг них извивались гладкие тела рептилий, но драконы могли бы помочь только в том случае, если бы у них выросли лапы. Она чувствовала самку грозового тигра, которая кружила над головой, как птица-падальщик над полем битвы.

Юкико потянулась к арашиторе в небе, несмотря на взрывы боли в голове и хлынувшую из носа кровь.

Они собираются содрать с него шкуру.

В голове мелькнул мысленный ответ.

– ЁКАЙ-КИН. —

Юкико закрыла глаза, продолжая поддерживать связь, несмотря на оглушительную громкость и боль.

Гайдзин убил Скраая. Они собираются сделать то же самое с Буруу.

– И? —

Для тебя это ничего не значит? Эти обезьяньи дети срежут шкуры со спины твоих сородичей и наденут их как проклятые трофеи!

– СЛАБАКИ ВСЕГДА ПОПАДАЛИ В ПЛЕН. ТРАТИЛИ СВОИ СИЛЫ НА БОРЬБУ ДРУГ С ДРУГОМ. И ЗАЧЕМ? Я НЕ ХОЧУ НИКОГО. —

Они попали в плен из-за меня! Потому что я доверилась…

– ТВОЙ ПРОВАЛ. НЕ МОЙ. —

Ты не можешь просто так бросить Буруу умирать!

– ОДНИМ КОСТОЛОМОМ МЕНЬШЕ. ОДНИМ ДУРАКОМ МЕНЬШЕ. —

С горьким проклятием Юкико прервала контакт и изо всех сил оттолкнула самку. Она сжала кулаки и попыталась высвободить руки из оков. Глаза опухли и превратились в щелки, по подбородку потекла кровавая слюна. Но Кеннинг по-прежнему ревел внутри нее, усиливая мучительную боль от избиения. Поэтому ей осталось только страдать – остальное потеряло всякий смысл.

Она могла убить Ильича. Теперь она это знала. Она чувствовала, как нарастает в ней смертоносная мощь, которая была гораздо сильнее, чем когда они с отцом уничтожили Йоритомо. Но что делать с остальными? Сможет ли она убить их всех?

Если они коснутся Буруу, она, черт возьми, постарается…

Брюхо металлической стрекозы распахнулось, извергнув из люка с полдюжины гайдзинов в красных куртках, темных мехах и с бронзовыми значками. Впереди шел Данил с ее катаной на поясе. За ним с разъяренным видом следовал Пётр с окровавленной повязкой на голове. Он нахмурился, заметив Юкико, и захромал через остров к ней.

Данил и другой гайдзин подошли к Ильичу, на их лицах застыло изумление. Весь в крови, юноша размахивал ножом, указывая на зарезанного арашитору у его ног. Несколько молодых гайдзинов хлопали его по спине. Все одобряюще смеялись, будто он сделал нечто выдающееся, а не совершил злодеяние. Даже Данил скупо улыбнулся и протянул руку, которую Ильич с большим энтузиазмом пожал.