Джей Кристофф - Предатель рода [litres]

Звучало многократное эхо, сотрясая Кина до глубины души. Металл под ним стонал, вздрагивал и качался, когда созданные им механизмы рвали линии демонов, как раскаленный клинок плавит снег. В первые несколько секунд упала целая дюжина о́ни, продырявленных сюрикенами, и он задохнулся от восторга. На какой-то краткий миг среди бойни он взглянул на Даичи с безумной ухмылкой на лице. Старик оглянулся на Кина, одарив легким кивком, который на прекрасное короткое мгновение согрел его, наполнив ощущением, о котором он почти забыл.

Гордость.

Бах! бах! бах! бах! бах!

Грудь распирает от гордости.

Бах! бах! бах! бах! бах!

А потом метатели перестали срабатывать.

Первым взорвался третий номер, уплотнения его запальных камер лопнули, как переполненные воздушные шары, наполняя тьму резкими звуками. Следующим стал метатель Кина. Яркая вспышка света, выброс пара – и металлическое животное, которым он так замечательно управлял, замерло, повиснув, точно марионетка с порванными нитями. Затем, почти одновременно, закашляли и замолкли все остальные, клацая заклепками, как люди, умирающие от черной чумы. Смертносный грохот сменился умирающим рокотом и шепотом дождя, едва слышным после оглушающего хора.

От страха у него перехватило дыхание и сжалось сердце. Он слез со своего места и стал рассматривать разорванные уплотнения, прижимая пальцы к повреждению, как будто одной лишь волей мог его исправить. Но времени нет. Совсем…

– О нет… – выдохнул он.

Сквозь деревья разносился рев, черный и мучительный. Подняв глаза, Кин увидел, как из-под покрова древнего клена выглянула высокая фигура. Голову украшал череп какого-то огромного орла, грудь закрывала костяная броня. О́ни казался выше своих собратьев, а кожа его была темной, почти черной – сплошные мускулы, сухожилия и клыки. Демон поднял боевую дубинку, усеянную ржавыми железными заклепками, вдвое больше Кина, и замахнулся ею в сторону метателей, ощерившись клыками.

Ревущая ненависть.

Даичи покачал головой, вытер дождь с лица. Его взгляд был прикован к демонам, когда другие Кагэ вышли из укрытий, собравшись вокруг своего лидера. Их клинки сверкали под вспышками молний. Разведчики мчались через поляну, чтобы воссоединиться с остальными бойцами. Демоны собрались вокруг своего ужасного предводителя. Их осталось с полдюжины, окровавленных и мрачных. Но всё же они были весьма опасными противниками для горстки мужчин и женщин вдвое меньше их, вооруженных крошечными заостренными зубочистками.

В свете налитых кровью глаз мелькали угрюмые ухмылки.

Даичи бросил на Кина мрачный взгляд. Холодный, пустой. И гордость, распирающая его грудь за мгновение до этого, рухнула на сломанных крыльях, уступив место холодному страху. Плечи поникли. Руки дрожали. Губы приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, но не находил слов.

Даичи повернулся к своим воинам. Посмотрел на каждого стальным взглядом. И, подняв клинок, указал на стаю демонов.

– Банзай! – крикнул он.

– Банза-а-а-ай! – прорычали в ответ две дюжины Кагэ.

Снова грохнул гром, и воины ринулись через поляну с высоко поднятыми клинками. Кин слез с метателя, пригнулся к мокрой земле, наблюдая, как бросаются навстречу друг другу враги сквозь струи дождя. Крошечные фигурки и гигантские порождения ада двигались под вспышками молний. Сердце бешено колотилось в груди. Во рту появилась горечь. Паника, вина и ярость ослепили его. Он оглядел свою бесполезную линию защиты из метателей. А Бог грома смеялся над ним.

Как такое могло произойти?

А во тьме продолжалась битва, и Кин, спотыкаясь, бросился туда же, сняв с пояса тяжелый гаечный ключ – его единственное оружие. У него не было воинской подготовки, но он всё равно не мог сидеть сложа руки и ничего не делать. Под дождем качались и танцевали фигуры, неслись крики боли и ужасный рев, заполнявшие интервалы между раскатами грома. Вон там, на левом фланге, бьется Каори – просто размытое пятно в темноте. А там, в самой гуще – Даичи. Его клинок залит темной кровью. Он двигается как будто под музыку, взлетая без остановок: шаг, ложный выпад, атака, удар. Огромный двуручный меч – словно продолжение руки. Взмах, и на землю в темных брызгах летит отсеченная нога демона, липкая, черная, а за ней и ее воющий хозяин. Шаг влево, небрежное движение, и клинок вонзается в горло, и жертва падает, захлебываясь кровью. Так поэт пишет свой шедевр теплыми черными чернилами.

Толпа колышется и бурлит. Под ударами падают и о́ни, и Кагэ. Каори обрушивает клинок на спину одного демона и вонзает его в основание черепа. У Маро вдоль бока безвольно свисает рука. Он сражается рядом с Исао и Такеши. Втроем они рубят на куски своих врагов, вспарывая им животы и пробираясь по щиколотку в клубках кишок. Расклад сил постепенно меняется в пользу Кагэ. Но предводитель о́ни расчистил целую полосу, уничтожая врагов и устремляя взор на Даичи, который являл собой угрозу. И тут Кин закричал, предупреждая его.

Старик повернулся, и сталь клинка вспыхнула. А когда демон попытался обрушить на него свою боевую дубинку, сделал шаг в сторону. Вокруг летела грязь и мертвые листья. Глаза Даичи сузились от презрения, он шагнул вперед и вспорол демону живот. Кин побежал по грязи, и о́ни маячили во мраке перед ним. Ему удалось увернуться от клинка, хотя он чуть не упал на скользком ковре из мертвых листьев. Но тут к демону подоспели три Кагэ. В груди Кина росла паника и осознание того, что ему здесь не место – нет у него никакого дела на поле битвы с гаечным ключом в руке и страхом в сердце. Но всё же развернулся и оказал сопротивление, ударив демона по голени, когда тот повернулся к нему лицом. Кина затрясло, в нос ударил смрад погребальных костров. Демон ревел так, будто у него во рту поселились все обитатели ада. Кин откатился в сторону, клинок о́ни пронесся над его головой, но тут сзади ударили Кагэ. Сталь и дождь, кровь и гром. Когда Кин вскочил на ноги, у него в глазах мелькали черные пятна, но он сумел разглядеть Даичи сквозь ослепляющий ливень.

Грудь старика вздымалась, губы были сжаты в нитку, клинок – залит кровью. Предводитель демонов неистово размахнулся. Даичи нанес ему с дюжину ран – ударил по рукам, ногам, животу, лицу. Но сам о́ни не смог задеть старого железного самурая. Глаза его горели яростью, пылающей, словно разгневанная богиня Солнца, и застилающей глаза. Монстр бросился вперед и получил еще одну рану. Старик дрался, будто строгал дерево, отрезая кусок за куском и отступая из зоны поражения, чтобы потеря крови и усталость сделали большую часть тяжелой работы за него. Сила Йоми против силы жизни под опекой стали. Ярость всех адов против спокойствия, рожденного в сердце настоящего тигра, и любви к клинку во время сражений.