Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

Я почти не помню, какой мать была в те годы. Она приезжала в Эстфорд в сопровождении защитников границы, которые интересовали меня больше, чем кто-либо другой. Едва научившись ходить, я норовил дотопать до кого-нибудь из них, чтобы схватиться за полированную рукоять меча. Мать посещала нас нечасто, а отец – еще реже. Они почти все время пребывали вблизи границы. Со всеми своими детскими бедами мы шли к Анхорте. Нежную привязанность питали мы и к госпоже Лоисе. А наше отношение к родителям было проникнуто чувством благоговейного трепета, в особенности это касалось отца. Он был не из тех, кто легко находит общий язык с детьми, а возможно, испытывал к нам неосознанную неприязнь – за те муки, которые наше появление на свет причинило его жене, самому дорогому для него существу.

У нас не было близости с родителями, и поэтому заменой ей служила тесная связь между нами – детьми, хотя мы были очень разными. Как и предвидела мать, я стал воителем, а Кемок – философом. Сталкиваясь с какой-нибудь трудностью, он не шел напролом, а пытался разобраться, в чем суть. Он рано начал задаваться мудреными вопросами и, когда понял, что никто не может дать на них ответа, решил сам постигнуть тайны окружающего мира.

Каттея же отличалась способностью остро и глубоко чувствовать. Она пребывала в единстве со всем, что ее окружало, – с животными, с деревьями, с ручьями и даже с неподвижными холмами. В какие-то моменты от ее наития было гораздо больше пользы, чем от моей решительности или от рассудительности Кемока.

Мне трудно вспомнить, когда мы осознали, что тоже наделены Даром. Как-то нечаянно выяснилось, что нам совсем не нужно быть рядом, чтобы общаться. Временами мы становились словно бы единой личностью: я был ее волей, Кемок – разумом, Каттея – душой и чувствами. Осторожность удерживала нас от того, чтобы открыться в этом другим, хотя я почему-то не сомневался, что Анхорта знает о нашей совокупной Силе.

Кемоку и мне было лет шесть, когда нам вручили небольшие, специально для нас выкованные мечи, а также – детские самострелы и стали учить искусству владения оружием. Учителя – сулькарца, изуродованного в морских сражениях, – прислал отец. Звали его Откелл. Он превосходно владел всеми видами оружия и был одним из лучших офицеров капитана Хостоврула, который возглавлял набег на Карс. Откелл был очень требователен к нам.

Впервые нам довелось проверить нашу боевую выучку, когда нам шел двенадцатый год. К тому времени Пагар навел порядок в своем герцогстве и намеревался снова попытать счастья в набеге на север. Он воспользовался тем, что флот сулькарцев рейдировал вдоль берегов Ализона, и направил на Эсткарп несколько отрядов, одновременно перешедших границу в пяти разных местах.

Сокольники уничтожили один из них, защитники границы – два других. Однако оставшиеся два отряда проникли в долину Эса, чего никогда раньше врагу не удавалось сделать, и оказались в ловушке. Не имея возможности отступить, вражеские воины дрались как звери.

Горстке этих безумцев удалось пробиться к реке, где они захватили баркас, приставив мечи к глоткам тех, кто на нем был. Они спустились вниз по реке, надеясь достичь моря. Но на них уже началась охота – корабль в устье реки перекрыл им путь.

Им пришлось направить захваченный баркас к берегу, и местный люд устремился туда. Откелл, с небольшим отрядом, тоже помчался к реке, отказавшись взять с собой нас. Вскоре после его отъезда Каттея вдруг уловила чей-то зов. Она восприняла его так отчетливо, что даже вскрикнула. Мы стояли в тот момент на сторожевой площадке башни. Кто-то взывал о помощи – взывал, конечно, не к малолетней девочке, а к какой-то колдунье.

Мы не стали раздумывать: украдкой вывели лошадей из конюшни, чтобы отправиться на зов. Мы не могли не взять с собой Каттею: без нее мы бы не знали, куда ехать.

Трое детей выехали из Эстфорда. Но мы были не совсем обычными детьми… Мы мчались по безлюдным тропам туда, где затаились злодеи из Карстена, захватившие заложницу… Поистине, есть боевое везение. Бывают командиры-счастливчики, которые хранят своих людей от гибели и всегда умудряются вовремя подоспеть с ними, куда надо. Конечно, «везение» можно объяснить выучкой, сообразительностью, опытом. Но некоторых многоопытных командиров счастливая случайность почему-то не балует… В тот день нам повезло. Мы нашли место, где скрывались злодеи, и, уничтожив всех пятерых, спасли захваченную ими женщину – связанную, в кровоподтеках, но не утратившую, однако, гордого вида.

По серому платью мы поняли, кто она. Ее испытующий взгляд нас сильно смутил и даже как-то разобщил на время. Затем я заметил, что колдунья не смотрит ни на меня, ни на Кемока, а сосредоточила все внимание на Каттее. И в этом ее пристальном взгляде я почувствовал угрозу нам всем.

Откелл не мог простить этой самовольной вылазки, несмотря на ее благополучный исход: лишь несколько дней на мне и на Кемоке были видны следы схватки с карстенскими злодеями. Но на душе у нас было легко: колдунья, проведя в Эстфорде ночь, навсегда ушла из нашей жизни.

Много позже мы узнали о последствиях ее недолгого пребывания у нас. Совет Владычиц потребовал, чтобы наши родители прислали к ним Каттею. Те отказались, и колдуньи сделали вид, что смирились с отказом. Владычицы полагались на время.

А время и в самом деле служило им. Два года спустя Саймон Трегарт ушел на корабле сулькарцев в море, чтобы обследовать группу дальних островов, на которых, по слухам, Ализон возводил какие-то странные сооружения. Поговаривали, что там вновь объявились кольдеры. С тех пор об отце ничего не было слышно.

Мы не знали отца близко, и потому его исчезновение мало что изменило в нашей жизни – пока в Эстфорд не прибыла в сопровождении своего эскорта наша мать, в этот раз надолго.

Она почти не общалась с нами. Ее голова была занята чем-то другим. Она словно всматривалась во что-то – но видела не холмы и деревья, а нечто такое, чего не видели мы. Она часто запиралась на несколько часов в какой-нибудь комнате вместе с леди Лоисой. После этих таинственных уединений леди Лоиса являлась пред очи домочадцев бледная как полотно, будто совсем лишенная жизненных сил. Мать же худела с каждым днем, и взгляд ее становился все более тусклым и отрешенным.

И вот однажды она собрала нас в одной из комнат башни. Там было сумрачно, несмотря на светлый день за окнами. Правда, все они были завешены, кроме одного – обращенного на север. На полу комнаты смутно выделялись какие-то линии. Ткнув пальцем в пол, мать стала водить рукой вдоль этих линий, и они вдруг вспыхнули мерцающим светом, образовав рисунок, напоминающий звезду. Не произнеся ни слова, мать жестом велела нам встать по краям узора и начала бросать в небольшую чашу какие-то высушенные травы. Из чаши заструился дым, обволакивая каждого из нас. Спустя мгновение мы все трое словно слились воедино, как это бывало с нами в тех случаях, когда нам что-то грозило.