Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

Я проковылял к зеркалу.

– Каттея! – вырвался у меня пронзительный мысленный зов.

Действительно ли она сидела там, невидимая для меня? Или этот движущийся гребень был просто уловкой Динзиля, желавшего меня помучить?

В зеркале появилось отражение, но это был мой собственный жабий облик, а не прекрасное лицо Каттеи.

Гребень упал на пол, из пустоты раздался крик ужаса. Динзиль, бросившись вперед, обхватил руками что-то невидимое.

Хотя все это могло быть ловким трюком…

– Каттея! – снова мысленно позвал я.

– Зло! – Это был не ответ, а взрыв отвращения, я ощутил его как мощный порыв ветра, а следом за этим – слова , некоторые из них я узнал: она колдовала.

Динзиль не разыгрывал меня, это могла быть только Каттея.

– Ну конечно зло, дорогая, – заговорил он тоном, каким успокаивают ребенка. – Это чудовище выдает себя за Кемока, который будто бы пришел за тобой. Успокойся, не трать даром свою Силу, она тут не поможет.

– Каттея! – К этому мысленному зову я прибавил два слова . Если в ней осталось что-то от прежней Каттеи, она поймет: стоящий перед ней принадлежит не к Темным, а к Светлым силам.

– Зло! – Снова как порыв ветра, на этот раз – еще сильнее. Но слов за этим не последовало. – Убери его прочь, Динзиль! – раздался из пустоты крик, и это был голос сестры. – Убери его. Я не могу на него смотреть!

– Хорошо, дорогая! – Он отпустил невидимое тело и, снова воздев руки, произнес какое-то слово .

Все закружилось, и мы очутились в комнате с призрачной обстановкой.

– Она сделала выбор, не так ли, герой? Сейчас я тебе кое-что покажу.

И снова откуда-то возникло то же зеркало. Но теперь в нем отражался не я и не комната. Я увидел в нем существо женского пола – похожее на плакавшее чудовище, но на сгорбленных плечах отвратительного туловища была голова моей сестры; по этим плечам и обвислым грудям струились ее волосы. Передние лапы оканчивались белеющими кистями нежных женских рук.

– Вот такой теперь стала Каттея.

Меня захлестнула ярость. Динзиль, конечно, ожидал этого: он сделал движение рукой, и я прирос к месту, словно мои лапы пустили корни в каменном полу.

– Я тот, кому здесь подвластно все. Я – Динзиль и таковым пребуду. Каттея постепенно постигает мою науку. Когда она совсем уподобится мне, тогда к ней окончательно вернется ее прежний облик. Она хорошо и быстро все усваивает, ведь уродство ужасает всех женщин. Я дал Каттее посмотреть на ее нынешнее тело – со стороны, конечно, – и не сказал, что она видит саму себя; я объяснил лишь, что такое может случиться и с ней, если она не будет пользоваться защитой, которой я ее обучаю. С тех пор она стала очень понятливой. Да, я недооценил тебя, Кемок Трегарт. Я считал, что основная Сила – у твоей сестры. Не стоит отказываться ни от какого оружия – все может со временем пригодиться. Так вот, ты побудешь пока в надежном месте, а потом посмотрим, что с тобой делать.

Он опять поднял руки, и все закружилось. Я оказался в каменной темнице, где не было другого света, кроме желтоватой ауры, исходящей от моего тела. Каждая стена была цельной каменной плитой. Я опустился на пол посреди этого тесного, холодного пространства и задумался.

Герой… Называя меня так, Динзиль насмехался надо мной и был прав. Чтобы защитить себя и найти Каттею, я не сделал ничего, кроме того, что навязал мне враг. Это была не борьба, а жалкое беспомощное трепыхание. Неожиданная встреча с Динзилем прошла именно так, как хотел он.

Но что толку сокрушаться о случившемся? Надо решать, как быть дальше. Что Динзиль владеет колдовской Силой, я знал с самого начала этой – пока безуспешной – попытки спасти сестру. Однако я добрался до Башни – чего он никак не ожидал, – и при мне по-прежнему был мой меч. Ха! Он лежал у меня на коленях. Почему Динзиль не отнял его у меня? Не считал для себя опасным или просто не видел его?

Я задумался. Что, если меч для Динзиля так же невидим, как для меня – Каттея? Отчего это может быть? И почему я не применил меч против него? Я словно был в каких-то оковах, не в силах поднять на Динзиля руку.

Башня – его оплот. В ней наверняка есть множество защитных средств – не из камня и стали, а неосязаемых. Наверное, они воздействовали на меня с того момента, как я вошел в курган.

Мне ни разу не пришло в голову пустить в ход меч, пока Динзиль не упрятал меня в каменный мешок. Меч разрушил стену из драгоценных камней. Не одолеет ли он и камни моей нынешней тюрьмы?

Но если я и выйду из нее, что мне это даст? Ведь я по-прежнему останусь в Башне. Каттея отшатнулась от меня, ища защиты у Динзиля. Она не признала меня. И она слишком изменилась под влиянием Динзиля. То существо, которое он показал мне… лучше бы уж оно целиком было чудовищем, учитывая то, что означало возвращение прежнего облика Каттеи.

Каттея обладала познаниями колдуньи, но бо́льшую часть из них могла применить только девственница. Колдуньи Эсткарпа обвиняли мою мать в том, что ей удалось сохранить свою власть даже после того, как она вышла замуж за моего отца. Динзиль не мог полностью подчинить себе Каттею, не лишив ее способности воспользоваться Даром.

«Дорогая»… Вот как он называл ее… Задыхаясь от ярости, я стиснул рукоять меча и коснулся обернутой вокруг лапы полоски света – шарфа Каттеи, которому Орсия внушила свою магию.

Это тоже была женская магия. Она помогла мне, но до конца ли я ее использовал? Ищи сердцем , сказала Орсия…

Сердцем… Шарф вел меня, потому что я вспоминал Каттею, которая еще не пользовалась никакой Силой, кроме той, что была для нас троих врожденной, – которой мы пользовались так же естественно, как дышали, спали, ходили, разговаривали.

Держа одну лапу на полоске света, а другую – на рукояти меча, я призвал на помощь эту нашу Силу, не известную ни Динзилю, ни кому-либо в Эскоре, ибо это была магия нашего прошлого. Я мысленно устремился далеко-далеко назад, к первым воспоминаниям из нашей жизни – моей, Килана и Каттеи. Мы сидели на медвежьей шкуре перед очагом, от огня взлетали искры.

Анхорта, наша кормилица, пряла, и нить плавно струилась из-под ее неутомимых искусных пальцев.

– Вон волшебный лес, а вон волшебные птицы на деревьях… – долетела до меня мысль Каттеи.

Я посмотрел в огонь и увидел то, о чем она говорила.

– Вон едет верхом наш отец со своим отрядом, – мысленно продолжил Килан.

И действительно, языки пламени были точь-в-точь как всадники.

– А вдали горы, – добавил я, не ведая, как изменится наша жизнь за этими горами.

Нет, не думать о том, что было позднее. Ничто не должно заслонять и затемнять воспоминания!

Анхорта сверху вниз взглянула на нас – какой большой она казалась нам тогда…