Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

– Сидите спокойно и слушайте: я расскажу вам про снежного духа и про то, как его обхитрил Самсо…

Но мы продолжали мысленно переговариваться друг с другом. Уже тогда мы знали, что это умение недоступно окружающим, и у нас была своя тайна.

Я извлекал из памяти воспоминание за воспоминанием, стараясь не упустить ни малейшей подробности, чтобы картина была живой и яркой. Однажды мы поехали верхом в весенние луга. Килан сломал цветущую, благоухающую ветку розовой жимолости, я нарвал луговых цветов и трав и сплел венок. Мы возложили его, как корону, на голову Каттее и дали ей ветку, как скипетр. Мы сказали ей, что она прекрасней всех на свете и даже цветы зарделись от смущения, потому что не могут с ней сравниться.

– Я помню…

Это вкралось в сплетение моих мыслей так незаметно, что я не сразу сообразил, в чем дело. Усилием воли сдержав волнение, я продолжал вспоминать. Та, чей облик был теперь так страшно искажен, присоединилась ко мне, и мы стали вместе ткать гобелен нашего прошлого. Я не решался приблизиться к ней по тонкой нити, тянущейся из прошлого, и только все крепче привязывал ее к себе этой нитью общих воспоминаний.

– Ты… ты Кемок?

Она первая преодолела преграду этим неуверенным тревожным вопросом.

– Да, – ответил я осторожно.

– Если ты Кемок, – внутреннее напряжение ее нарастало, – тогда тебе лучше уйти! Здесь тебя подстерегает зло. Ты не знаешь, что случается с теми, у кого нет защиты. Я видела отвратительных чудовищ!

Конечно, она видела то, что позаботился показать ей Динзиль.

– Динзиль! – встрепенулась Каттея. – Он защитит тебя…

Она так доверяла Динзилю, что, когда нуждалась в помощи, тотчас обращалась к нему.

– Я пришел за тобой, Каттея, – сообщил я ей прямо.

Если она еще не успела слишком далеко зайти по тому пути, который ей уготовил Динзиль, тогда, может быть, я достучусь до нее, ведь пробудились же в ней воспоминания.

– Но зачем? – спросила она простодушно.

Я не узнавал сестру. Прежняя Каттея была слишком независимой и самостоятельной, чтобы поддаваться чужому влиянию. Ее словно подменили. Я старался выражать свои мысли как можно проще, чтобы она не потеряла связавшую нас сейчас тонкую нить.

– Неужели ты думала, что нам безразлично, куда ты пропала?

– Но ведь вы же знали! – сразу возразила она. – Знали, что я ушла на поиски средоточия колдовской Силы и хочу научиться тому, что защитит нас от Тьмы. Здесь, Кемок, я постигаю мудрость, о которой Владычицы-колдуньи могли только мечтать. Теперь я понимаю, как мало они знают и могут. Они только заглядывают за дверь, но не решаются войти. Странно, что мы испытывали перед ними такой благоговейный трепет.

– Знания знаниям рознь, ты сама это говорила, Каттея. Одни входят в человека и расцветают, другие недоступны ему, пока он не перестанет быть самим собой.

– Человек – да! – подхватила она. – Но я принадлежу к колдуньям Эсткарпа. То, что недоступно человеку, доступно нам. И когда я запасусь знаниями, за которыми пришла сюда, я вернусь, и вы скажете мне спасибо.

Третье будущее, показанное Лоскитой, – внезапно возникло в моем сознании; я увидел его так же явственно, как тогда в выемке с голубым песком. Я увидел скачущих всадников Тьмы и среди них – Каттею, метавшую огненные молнии в нас, ее родных братьев.

– Нет! – резко оборвала меня Каттея. – Это лживое предсказание – козни злых сил. Тебя обманули! И ты поверил, что я – ваша сестра – способна на это? Динзиль говорит…

Она помедлила, и я спросил:

– Так что же говорит Динзиль?

Ее слова обдали меня холодом, как это было в Долине:

– Тебе не нравится, что у меня есть настоящие друзья, ты хочешь держать меня при себе. Килан великодушнее, он понимает, что мы по-прежнему останемся едины, даже если пойдем дальше порознь. Но ты не можешь этого допустить, почему-то считаешь себя вправе все решать за меня.

– Это тебе сказал Динзиль?

Ничего другого я от него и не ждал. Но такой довод трудно было опровергнуть. Мои попытки освободить Каттею могли в ее глазах только подтвердить правоту Динзиля. Что я мог на это возразить?

– Ты невзлюбил Динзиля. У него много недругов, я знаю. И ты, и еще кое-кто в Долине не доверяете ему. Но теперь он старается собрать непобедимую силу. Неужели вы думаете, что с помощью меча и каких-то жалких заклинаний сможете противостоять Великим, которых растревожил бунт в Эскоре? Тут нужны силы могущественнее всех, известных людям.

– И Динзиль может собрать такие силы и управлять ими?

– Да! С моей помощью! – В этом была удесятеренная самоуверенность прежней Каттеи. – Возвращайся, Кемок. Ты же любишь меня, я знаю, хотя эта любовь для меня как оковы. Ты пришел с любовью, и я хочу тебе добра. Динзиль позаботится, чтобы ты вернулся в тот мир, который тебе подходит. Скажи всем в Долине, что, когда мы придем, с нами будут такие силы, что Тьма отступит еще до того, как мы нанесем первый удар.

Я закрыл от нее свой ум – от этой Каттеи, чудовища, которое показал мне Динзиль, – и, собрав всю свою волю, снова стал вспоминать ту Каттею, которую знал и любил, которая была частью меня самого…

– Кемок! – Ее высокомерие как рукой сняло, это был крик страдания. – Кемок, что ты делаешь? Не надо, перестань! Ты снова налагаешь на меня свои оковы, их так трудно разорвать. А я должна беречь силы, чтобы выполнить свое предназначение.

Я продолжал вспоминать. Каттея, юная, чистая душой, веселая, танцует на зеленом лугу, и на ее пение к ней с неба слетаются птицы. Смеющаяся Каттея, протянув руку, отламывает с карниза сосульку и подносит к губам, а вокруг заснеженный морозный сад, переливающийся бриллиантами под зимним солнцем. Каттея роняет сосульку и тихим свистом подзывает снегиря… Каттея ныряет в речную прохладу и плывет с нами наперегонки, но, увидев запутавшегося в тростнике детеныша выдры, останавливается, забыв обо всем, и заботливо вызволяет малыша из плена… Каттея сидит между нами при свете очага, слушая сказки Анхорты…

– Не надо! – Мольба стала слабее и глуше.

Я вспоминал и вспоминал, не отнимая лап от шарфа и меча – моих талисманов, на которые я только и мог рассчитывать во владениях Динзиля.

Каттея бежит с нами по золотому жнивью, вместе с поселянами мы вяжем снопы. Каттею по старинному обычаю выбирают встречать с праздничной чашей проезжающих. Она идет собирать дань и возвращается довольная удачей, смеющаяся – звенит наполненная чаша: мимо проехал целый отряд всадников и каждый бросил монету.

Вот какую Каттею я вспоминал, но только не Каттею-колдунью, ведущую к нынешней, здешней Каттее, которую я не знал, которой боялся.

– Кемок… Кемок, где ты?

Сначала я подумал, что это голос Каттеи из моих воспоминаний – совсем юный, неуверенный, почти растерянный.