Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

Теперь…

Я чуть не закричала от радости – в этих резких, отчетливых изображениях, врезавшихся в мою память, не было угрозы наказания для меня. Явилось то самое наполнение, какого я жаждала, хотя оно было вроде бы не совсем во мне, а где-то рядом; сценки вспыхивали так быстро и стремительно, что я никак не могла уловить их смысл. Передо мною промелькнули столбики рун, колонки формул, но я не могла угадать их значения, или во всем этом не было ни смысла, ни логики, ни последовательности. Словно бы некто набросал в пустой сундук кучу каких-то вещей, не связанных друг с другом, не имеющих один к другому никакого отношения, и хорошенько все это перемешал.

Я вновь свернула рукопись трубочкой и убрала в футляр. Вдруг я почувствовала головокружение и схватилась руками за голову, потому что эти обрывки, эти куски несвоевременных бессмысленных познаний вызывали такую боль, какую я испытала в день своего первого появления в лагере вапсалов. В тот момент я менее, чем когда-либо, чувствовала себя готовой идти дальше к разгадке Юттиной страшной тайны. Веки мои неожиданно отяжелели, и я не могла открыть глаза. С легкой волной беспокойства я подумала, что это похоже на то, как если бы я сама выпила напиток, что налила в кубок Айфенга, и стала его спутницей в мире снов.

Наконец я кое-как поднялась, отыскала свою обычную одежду, которую убрала, когда меня заставили надеть свадебный наряд, и оделась, действуя как во сне, медленно и лениво. Волоча за собой плащ с капюшоном, я скорее отступила, чем уступила сну. И я оказалась права, это был действительно сон.

Я увидела во сне замок с башней, такой же высокой, или, во всяком случае, так казалось, как и крепость, возвышавшаяся в центре Эса. Это было самое величественное творение человеческих рук, какое я когда-либо видела. Порой оно виделось столь же прочным и цельным, как цитадель Эса, но иногда стены вдруг начинали как бы мерцать, приближаться и отдаляться, словно крепость принадлежала и этому, и какому-то иному миру, и я каким-то образом знала это, хотя откуда – было абсолютно непонятно.

Существовал некто, сотворивший этот замок, и было это одновременно и творение рук, и результат колдовского вмешательства Силы. Но создала это вовсе не колдунья, а некий могущественный заклинатель. И замок его был всего лишь внешней оболочкой, таящей под собой нечто беспредельно странное и гораздо более могучее и таинственное, чем стены, заключавшие в себе это нечто.

Потом я увидела его, сначала как тень, которую заметила, еще когда держала в руках свернутые рукописи, но вдруг образ проявился так четко и ясно, словно человек выступил из-за пелены, наброшенной на него с помощью заклинаний. Он принадлежал к Древней расе, но при этом чувствовалось нечто такое, словно на нем лежала печать иного мира, иного времени.

Все, что он создавал, делалось с помощью Дара; я видела, как он собирает воедино сырые, необработанные нити, чтобы ткать из них полотно, придает ему ту или иную форму согласно своим желаниям, но подчиняясь правилам. Держался он уверенно, будто прекрасно знал, что́ надлежит ему сделать, и не опасался, что ему вдруг могут не подчиниться, был уверен в том, что требования его выполнят. Наблюдая за ним, я испытывала горькую зависть, и чувство это возрастало оттого, что я сама прежде знала подобную уверенность, пока не потеряла себя, пока не стала вслепую пробираться там, где мне хотелось бежать.

Руны под его ногами вдруг вспыхнули яркими огненными линиями, а сам воздух вокруг него сотрясали произносимые им слова, или это была мощь его мысленных посланий. Действо, развернувшееся передо мной, было гораздо могущественнее всего, что я когда-либо видела, хотя мне раз или два доводилось наблюдать за самыми сильными колдуньями в те минуты, когда они творили свои заклинания.

Потом я поняла, что все происходящее сосредоточено в зале, где он творил: и вспыхивающие линии рун, и дрожание и шевеление воздуха, и все, что он ткал и выстраивал. А главное, я увидела здесь сводчатую арку света, после чего не оставалось никаких сомнений, что во сне я наблюдаю за процессом сотворения Ворот в другой мир, и мне почему-то следовало отыскать их в этой древней, погруженной в колдовство стране. То, что такие Ворота существовали, было хорошо известно, но то, что они были открыты заклинателями, мы узнали, только лишь проникнув в Эскор. И теперь я своими глазами видела, как открывали одни такие Ворота.

Он стоял, слегка отставив в сторону ногу, стремительно вскинув руки вверх и чуть назад, в таком знакомом, хорошо узнаваемом человеческом жесте триумфа и победы. Выражение спокойной сосредоточенности на его лице сменилось жестоким ликованием. Однако, сотворив свои Ворота, он явно не спешил пройти через них.

Он скорее отступал назад, шаг за шагом, хотя при этом не похоже было, чтобы его уверенность поколебалась. Я думаю, он, скорее, чувствовал некую тревогу, которая и удерживала его от стремительного броска в неведомое. Затем он уселся на какое-то кресло, сложил вместе ладони и, подпирая пальцами острый подбородок, пристально уставился на Ворота, словно обдумывая что-то или замышляя.

И пока он сидел вот так, рассматривая свое создание, я с любопытством разглядывала его лицо, привлекшее мое внимание не менее заклятий и колдовства, в которые он был погружен. Насколько я поняла, он в самом деле принадлежал к Древней расе или, по крайней мере, находился в близком родстве с кем-нибудь из Древней расы. А вот был ли он молодым или старым? Годы не оставили на нем своих следов. Он выглядел человеком физически сильным и, скорее всего, был воином, хотя меча при нем я не заметила. Одеяние серого цвета было украшено золотыми и серебряными строчками; при долгом рассматривании эти линии принимали, казалось, форму рун, но они так быстро вспыхивали и гасли, что прочесть их было невозможно.

Наконец он все-таки пришел к какому-то решению, потому что вдруг решительно встал, вскинул руки и замер так на мгновение. Когда он быстрым хлопком соединил ладони, я увидела, что его губы шевелятся. Словно в ответ на его действия, Ворота вдруг исчезли, а он так и стоял все там же в затемненном зале. Но я понимала, что, сделав однажды, он все может сотворить снова, поскольку и триумф, и ликование его были искренними.

Казалось бы, сон был дан мне, чтобы я могла увидеть то, что свершилось внутри этого зала, однако вдруг я очутилась снаружи и шла уже по коридору, а затем – между высоченными, увенчанными башней воротами, над которыми корчились кошмарные, уродливые существа; они поворачивали мне вслед головы, торжественно провожая меня взглядом; и опять я почему-то вполне определенно знала, что их задача – защищать замок от непрошеных гостей.