Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

Этот путь привиделся мне настолько подробно, что невольно подумалось: окажись я там, я сразу же узнаю и смогу проделать его так уверенно и решительно, словно родилась в том замке и жила в нем с самого детства.

Я не знала, почему мне приснился этот сон, хотя прекрасно понимала, что все это не случайно, подобные сны посылаются нам с какой-то целью. Проснувшись, я лишь предположила, что он появился в результате моей попытки прочесть свитки. Еще болела голова той самой болью, какая превращает утренний свет в мучение для глаз. Я села резким толчком и первым делом посмотрела в ту сторону, где спал Айфенг. Он шевельнулся, я быстро рванулась к нему, чуть не упав, но успела извлечь шип из подушки и спрятать его в шве своего плаща и опустилась рядом, потому что он открыл глаза.

Айфенг моргнул и окончательно проснулся, улыбаясь с какой-то робкой застенчивостью, такой неожиданной для дикаря.

– Прекрасное утро…

– Прекрасное утро, повелитель, – произнесла я в ответ это церемонное приветствие.

Он уселся на подушке и начал с удивлением озираться, словно не узнавая место. На долю мгновения я даже встревожилась, спрашивая себя, уж не плохо ли соткан был сон, не заподозрил ли вождь, что все ему только приснилось? Но похоже, боялась я напрасно, ибо Айфенг поклонился мне и произнес: «Сила увеличивает силу, Прозорливейшая. Я взял подарок, который ты дала мне, мы всегда будем великими, даже если это еще была власть Ютты». Он вытянул руку с двумя скрещенными пальцами. Этот жест был свойствен вапсалам, когда они говорили о мертвых, словно называя зло, которое уже произошло, они тем самым пытались предотвратить другое зло. И он ушел от меня с видом человека, довольного исполненным долгом.

Хотя этот сон удовлетворил Айфенга, а косвенно и всех остальных жителей поселка, он в то же время превратил меня во врага, что я вскоре и обнаружила. По обычаю, все утро мне наносили визиты самые высокородные женщины племени и жены вождя, каждая приносила какой-нибудь подарок. Аусу не пришла, и ничего удивительного: ведь я дала ей понять, что мы с ней равны по положению в семье Айфенга. А вот Айлия явилась в мой шатер, причем последней.

Она вошла одна, я в тот момент тоже была одна, и можно было подумать, что она специально выжидала, когда все уйдут. Когда она появилась передо мной, мне подумалось, что враждебность окутывает ее подобно темной грозовой туче. Дар мой к тому времени настолько усилился, что, очутившись с ней лицом к лицу, я смогла ясно разглядеть опасность.

Казалось, из всего племени ей единственной моя колдовская Сила не внушала никакого страха, больше того, возникало ощущение, что сама она каким-то непостижимым образом читает мои мысли и догадывается, сколь мало я на самом деле могу. Переступив порог, она не села, но и не удостоила меня хотя бы подобием приветствия, просто молча швырнула мне маленькую шкатулку, своеобразно и красиво раскрашенную. Ларец ударился о землю у моих ног, раскрылся, и из него выпало ожерелье, насколько я смогла заметить, очень тонкой и искусной работы.

– Подарок невесте, старейшая. – Губы ее скривились, как будто произнесенные слова имели отвратительный привкус. – И пожелания от Аусу…

Я решила, что не должна позволять ей подобную наглость.

– А от тебя что, младшая сестра? – холодно спросила я.

– Нет! – со злостью выдавила она, хотя не забылась до такой степени, чтобы повысить на меня голос.

Я видела, что Айлия так и кипит от гнева и все же умудряется сдерживать себя, словно не хочет, чтобы кто-нибудь, услышав нас, догадался о той откровенной неприязни, какую мы питали друг к другу.

– Ты меня ненавидишь? – прямо спросила я. – Отчего?

Тогда она опустилась на колени, и ее лицо оказалось почти на одном уровне с моим. Она резко подалась вперед, и я увидела, сколько нескрываемой ненависти было в ее глазах, а в уголках широкого рта пенилась слюна.

– Аусу уже старая, она почти не правит в шатре Айфенга. Она больная – ее больше не любят. – Слова резко и стремительно вылетали вместе со слюной, брызги которой летели мне в лицо. – Я… – Айлия ударила себя по уродливо разрисованной груди, – я главная у Айфенга, я была главной, пока твое колдовство не похитило его сердце и разум. Та, которая творит заклинания, погуби меня, обрати меня в мерзкого червя, и пусть раздавит меня сапог, обрати меня в гончую собаку – пусть впрягут меня в сани, обрати в камень, брошенный на дороге, – я согласна на все, это лучше, чем быть той, какой я стала в палатке Айфенга теперь.

Я поняла: все, что она говорит, – правда. В приступе жгучей ревности она действительно хотела, чтобы я заколдовала ее, полагая, будто бы я пойду на это охотнее, чем уступлю свое место рядом с Айфенгом. Ей же самой легче было умереть, нежели видеть мой триумф над нею. Отчаяние, вызванное безысходностью и нестерпимой завистью, заставляло ее восстать против меня.

– Я не хочу Айфенга, – равнодушно ответила я.

Раньше я могла бы, воздействуя на ее разум, ее волю, внушить ей это, вовсе ничего не говоря. Сейчас же я старалась убедить ее вот так, без всяких колдовских чар, и, боюсь, не слишком в этом преуспела. Во всяком случае, она сидела молча, словно обдумывая мой ответ, и я тут же поспешила воспользоваться этим крошечным затишьем.

– Я Та, которая творит заклинания, – это твои слова, Айлия, – произнесла я, обращаясь к ней. – И я не завишу от воли другого человека, будь он вождь племени или простой воин. Это все внутри меня самой, меня, ты это можешь понять, девочка?

Я поднесла руки к груди, напуская на себя видимость высокомерия, того высокомерия, в какое Владычицы облачались, как в платье, оно было так же естественно для них, как камень Силы на груди. А я всего лишь хотела произвести впечатление на Айлию, дабы как-то развеять ее подозрения.

– Ты была с Айфенгом этой ночью, – угрюмо произнесла она, но опустила глаза, словно внимательно разглядывала открытую шкатулку и выпавшее на землю ожерелье, лежавшее между нами.

– Для благополучия племени. Разве нет такого обычая?

Я могла, конечно, могла обезоружить ее полностью, рассказав о том, что на самом деле произошло этой ночью, но все же решила этого не делать. Хранить тайну – первая заповедь любой колдуньи, и я не хотела рисковать.

– Но он придет еще! Раз он уже попробовал, значит пожелает отведать снова, и так будет до тех пор, пока он голоден! – уже не сдерживаясь, прокричала она.

– Нет, больше он не придет, – сказала я, надеясь, что это окажется правдой. – И это истина для тех, кто встал на путь служения Дару. Мы не можем находиться с мужчиной и сохранить наши познания. Один раз – да, ради того чтобы наша Сила перешла вождю в той мере, в какой это необходимо, но не более.