Н. Джемисин - Каменные небеса [litres]

Как-то в холодный день гончар Онтраг садится на землю и говорит, что она больше не может. Юкка ругается с ней, чего ты не ожидала. Онтраг передала свое искусство двум более молодым членам общины. Она лишняя, она давно пережила свой детородный возраст; по законам Старой Санзе и постулатам Предания Камня тут выбор прост. Но в конце концов Онтраг приказывает Юкке заткнуться и идти прочь.

Это тревожный звонок.

– Не могу я так больше, – говорит позже Юкка, когда Онтраг исчезает из виду позади. Она топает вперед, как всегда ровным размашистым шагом, но голова ее опущена, пряди мокрых пепельных волос закрывают ее лицо. – Не могу. Это неправильно. Так не должно быть. Просто не должно – быть Кастримой это больше, чем быть, ржавь, полезным , Земля побери, она учила меня в яслях, она знает истории , я, ржавь, просто не могу .

Хьярка Лидер Кастрима, которую с детских лет учили убивать меньшинство, чтобы большинство выжило, лишь касается ее плеча и говорит:

– Ты делаешь, что должна.

Юкка не говорит ничего следующие несколько миль, но, может, потому, что сказать нечего.

Первыми кончаются овощи. Затем мясо. Хлеб Юкка пытается растянуть как можно дольше, но люди просто не могут идти с такой скоростью без ничего. Ей придется давать каждому как минимум галету в день. Этого недостаточно, но лучше чем ничего – пока, в конце концов, ничего не остается. И вы все равно продолжаете идти.

Поскольку ничего больше не остается, люди начинают терять надежду. По ту сторону пустыни, говорит всем Данель у костра как-то ночью, есть еще один имперский тракт, по которому можно идти. По которому легко дойти до самого Реннаниса. Это регион речной дельты, с хорошей землей, некогда житница Экваториалей. Вокруг любой общины полно заброшенных ферм. Армия Данель хорошо фуражировала там по пути на юг. Если сможете пройти через пустыню, там будет еда.

Если сможете пройти через пустыню.

Ты знаешь, чем это кончится. Не так ли? Как ты можешь сидеть здесь и слушать эти байки, если знаешь? Но порой большее значение имеет ход игры, а не ее конец.

Вот и конец: около одиннадцати сотен душ вступили в пустыню, и чуть более восьми сотен и пятидесяти достигают Имперского тракта.

На несколько дней община, по сути, разбредается. Отчаявшиеся люди более не желают ждать, пока Охотники должным порядком добудут пропитание, они, шатаясь, копаются в земле, добывая полусгнившие клубни, горькие корешки и едва съедобные древесные корни. Земля вокруг неухоженная, безлесная, полупустынная, полуплодородная, население давно вырезано реннанитами. Чтобы не потерять слишком многих, Юкка приказывает разбить лагерь на старой ферме с несколькими еще уцелевшими амбарами. Стены, за исключением основных структур, продержались не так хорошо, но и не упали. Ей были нужны крыши, поскольку на краю пустыни все еще идет дождь, хотя не такой сильный и с перерывами. Хотя бы в сухом месте поспать, и то хорошо.

Юкка дает три дня. За это время люди возвращаются назад по двое-трое, некоторые приносят пищу, которой делятся с теми, кто слишком слаб для фуражировки. Охотники, которые сочли нужным вернуться, приносят рыбу с берега относительно близкой реки. Один из них находит вещь, которая спасает вас, вещь, которая кажется жизнью после той смерти, что тянется за вами: захоронку какого-то фермера, кукурузную муку, запечатанную в глиняных горшках и спрятанную под половицами разрушенного дома. Вам не с чем ее смешать, нет ни молока, ни яиц, одна кислая вода, но Предание Камня гласит: еда – то, что питает. В эту ночь община пирует жареной мучной кашицей. Один горшок треснул и кишит мучными червями, но что за дело! Дополнительный белок. Многие не вернулись. Это Зима. Все меняется. По истечении третьего дня Юкка объявляет, что все, кто еще остался в лагере – Кастрима; тот, кто не вернулся, нынче неприкаянный и пепел с ними.

Это проще, чем гадать, как они могли умереть или кто их мог убить. Что осталось от группы, сворачивают лагерь. Вы идете на север.

Не слишком ли быстро я закончил? Возможно, трагедии не следует подытоживать так резко. Я хотел быть милосердным, не жестоким. Тебе пришлось жить среди жестокости… но удаленность и отстраненность лечат. Иногда.

Я мог бы забрать тебя из пустыни. Ты не должна была страдать вместе с ними. И все же… они стали частью тебя, люди этой общины. Твоими друзьями. Тебе надо было позаботиться о них.

Страдание – твое лекарство, по крайней мере, сейчас.

Чтобы ты не считала меня бесчеловечным, камнем, я помогал, как мог. Некоторые из зверей, лежащих в спячке под песком, способны охотиться на людей – ты знала это? Некоторые проснулись после того, как вы прошли, но я удержал их. Одна из деревянных тележных осей почти растворилась от дождя и начала прогибаться, хотя никто из вас не заметил этого. Я трансмутировал дерево – окаменил, если ты предпочитаешь думать так – так что оно продержится. Именно я сдвинул побитую молью тряпку на той заброшенной ферме, чтобы ваш Охотник нашел муку. Онтраг, которая не говорила Юкке об усиливающейся боли в боку и груди, а также одышке, недолго прожила после того, как община оставила ее. Я вернулся к ней в ту ночь, когда она умерла, и отвел ту боль, которую она чувствовала. (Ты слышала ту песню. Сурьма пела ее для Алебастра однажды. И я спою ее для тебя, если…)

Она не была одна под конец.

Утешает ли это тебя? Надеюсь. Я все еще человек, я же говорил тебе. Твое мнение имеет для меня значение.

Кастрима выжила, это тоже имеет значение. Ты выжила. По крайней мере, сейчас.

И в конце концов, чуть позже, вы достигаете южной границы территории Реннаниса.

Честь – для времени безопасности, выживание – в час угрозы. Необходимость – единственный закон.

ВСЕ ЭТО ПРОИСХОДИТ В ЗЕМЛЕ. Мне – знать и делиться с тобой. Ей – страдать. Извини.

Внутри отливающей перламутром повозки стены украшены изящным рисунком лоз, сделанным чем-то, похожим с виду на золото. Нэссун не уверена, является ли этот металл чисто декоративным или имеет какое-то предназначение. Твердые гладкие сиденья пастельных цветов сделаны в виде створок раковин мидий, которые она ела когда-то в Найденной Луне, и имеют удивительно мягкую обивку. Они прикреплены к полу, обнаруживает Нэссун, и все же их можно крутить из стороны в сторону и откидывать спинку. Она понятия не имеет, из чего они сделаны.

К ее изумлению, когда они устраиваются, в воздухе звучит голос. Женский, вежливый, отстраненный и каким-то образом успокаивающий. Язык… непонятен и совершенно незнаком. Однако произношение слогов такое же, как в санзе-мэте, и что-то в ритмике предложений, порядке слов соответствует ожиданиям Нэссун. Она подозревает, что часть первого предложения – приветствие. Она думает, что слово, повторяющееся в промежутках между произнесенными тоном приказа отрывками, может быть смягчающим, чем-то вроде пожалуйста . Остальное, однако, полностью чуждо.