Н. Джемисин - Каменные небеса [litres]

Но хотя ты ничего из этого не сказала, после осмотра он посмотрел на тебя и ответил:

– Ты по-прежнему красива.

Наверное, ты нуждалась в таких словах больше, чем понимала. И вот вам.

И ты медленно перевариваешь его слова, поскольку он помог тебе ощущать себя расслабленной, безвольной, снова человеком, и лишь через добрых десять секунд ты выдаешь:

– С нами ?

Он просто смотрит на тебя.

– Вот срань, – говоришь ты и снова закрываешь глаза рукой.

На другой день Кастрима вступает в пустыню.

Для тебя наступает время великих тягот.

Все времена года тяжелы, пятое – Смерть, всем госпожа , но нынешнее особое. Личное. Тысяча человек пытается пересечь пустыню, смертоносную, даже когда с неба не льет кислотный дождь. Это групповой форсированный марш по виадуку, шаткому и дырявому настолько, что в такую дыру может провалиться лошадь. Виадуки построены сейсмоустойчивыми, но есть предел, и Разлом определенно его превысил. Юкка решила рискнуть, поскольку даже по поврежденному виадуку идти быстрее, чем по пустынному песку, но он берет свое. Каждый ороген в общине должен быть настороже, поскольку все сильнее микротолчка может привести к катастрофе. Однажды Пенти, слишком усталая, чтобы обращать внимание на собственные инстинкты, ступает на совершенно нестабильный участок треснувшего асфальта. Другой ребенок-рогга успевает оттащить ее, когда большой кусок просто проваливается сквозь каркас дороги. Остальные не столь осторожны и не столь удачливы.

Кислотного дождя не ожидали. Предание Камня не рассказывает о том, как Зима может повлиять на погоду, поскольку такие вещи непредсказуемы даже в лучшие времена. То, что случилось, все же не совсем внезапно. Севернее, на экваторе, Разлом накачивает жар и выбрасывает в воздух. Влажные тропические ветра с моря бьются об эту порождающую облака, накачивающую энергию стену, которая превращает их в бури. Ты помнишь, что беспокоилась насчет снега. Нет. Это бесконечный нудный дождь. (Он не настолько кислотный, как обычно. В Зиму Перевернутой Почвы – задолго до Санзе, ты не могла бы узнать о ней – выпал дождь, от которого со зверей сползал мех, а с апельсинов – кожура. По сравнению с ним нынешний дождь ничто, он разбавлен водой. Как уксус. Выживете.)

Юкка гонит вас по виадуку жестоко. На первый день лагерь разбивают хорошо за полночь, и Лерна не приходит в палатку после того, как вы устало ставите ее. Он обрабатывает с полдесятка людей, стерших себе ноги или подвернувших щиколотки, еще у двух стариков проблемы с дыханием, а еще есть беременная женщина. С тремя последними все нормально, говорит он тебе, когда в конце концов забирается в твой спальный мешок незадолго до рассвета; гончарка Онтраг выживет, за беременной ухаживает родня и половина Селектов. А вот раны вызывают опасения.

– Я должен сказать Юкке, – говорит он, пока ты заталкиваешь ему в рот промокший от дождя хлеб и кислую колбасу, затем прикрываешь ему рот и заставляешь лежать спокойно. Он жует и глотает еду, почти не замечая. – Такими темпами мы идти не можем. Мы начнем терять людей, если не…

– Она знает, – говоришь ты ему. Ты говоришь ласково, как можешь, но все же он замолкает. Он смотрит на тебя, пока ты не ложишься рядом с ним – неловко, с одной-то рукой, но успешно. Постепенно усталость побеждает его страдания, и он засыпает.

Однажды днем ты идешь с Юккой. Она устанавливает скорость, как должен хороший руководитель общины, не гоня никого жестче, чем себя. На полуденном привале она снимает один ботинок, и ты видишь, что ее ноги в кровавых мозолях. Ты смотришь на нее, сдвинув брови, и взгляд твой настолько красноречив, что она вздыхает.

– Никогда не пыталась добыть себе ботинки получше, – говорит она. – Эти слишком свободные. Всегда казалось, что у меня будет время.

– Если у тебя загниют ноги, – начинаешь ты, но она закатывает глаза и показывает на груду груза посреди лагеря.

Ты бросаешь туда недоумевающий взгляд, хочешь продолжить свои укоры, но потом замолкаешь. Подумай. Еще раз посмотри туда. Если каждая телега везет ящик соленого хлеба и еще ящик колбасы, и если во всех этих бочках маринованные овощи, а в этих зерно и бобы…

Эта груда такая маленькая. Так мало для тысячи человек, у которых впереди несколько недель перехода через Мерц. Ты затыкаешься. Она все же добывает запасные носки у кого-то, это помогает.

Тебя поражает, как ты так хорошо переносишь путь. Ты не здорова в полном смысле слова. Твой менструальный цикл прекратился, но, возможно, это еще не менопауза. Когда ты раздеваешься, чтобы вымыться в корыте, что бесполезно под постоянным дождем, но привычка есть привычка, ты замечаешь, что твои ребра выпирают из-под обвисшей кожи. Это лишь отчасти из-за хождения – отчасти еще из-за того, что ты постоянно забываешь есть. К концу дня ты устаешь, но ощущаешь это как бы со стороны. Когда ты касаешься Лерны – не ради секса, у тебя просто сил нет, ради тепла, если свернуться у него под боком, ты сохранишь калории – это приятное ощущение, хотя тоже отстраненное. Ты словно паришь над собой, смотришь, как он вздыхает, как кто-то еще зевает. Словно это происходит с кем-то другим.

Так было и с Алебастром, вспоминаешь ты. Отстраненность от плоти, по мере того, как она перестает быть плотью. Ты решаешь больше есть при любой возможности. Через три недели пути, как и ожидалось, виадук сворачивает на запад. Здесь Кастрима должна спуститься на землю, чтобы общаться с пустынным ландшафтом плотнее и один на один. В чем-то это проще, поскольку как минимум поверхность не грозит провалиться прямо под ногами.

С другой стороны, по песку идти труднее, чем по асфальту. Все идут медленнее. Матчиш отрабатывает еду, вытягивая больше воды из самых верхних слоев песка и пепла и замораживая его на несколько дюймов, чтобы укрепить его под ногами идущих. Поскольку он делает это постоянно, это его изматывает, так что он оставляет это для самых трудных участков. Он пытается научить Темелла этому трюку, но Темелл простой дичок, он не обладает необходимой точностью. (Ты когда-то могла это делать. Ты не позволяешь себе об этом думать.)

Вперед высылают следопытов, чтобы попытаться найти лучший путь. Все они возвращаются и говорят одно: повсюду ржавые песок-пепел-грязь. Лучшей дороги нет. Трое остались позади на виадуке, неспособные идти дальше из-за вывихов или переломов. Ты их не знаешь. Теоретически они могут догнать вас, если выздоровеют, но ты не понимаешь, как можно выздороветь без еды или крова. Здесь, внизу, еще хуже – с полдесятка сломанных лодыжек, одна сломанная нога, одна сорванная спина среди тянущих телеги, и все это в первый же день. Через некоторое время Лерна перестает навещать больных, если только они не просят о помощи. Большинство не просят. Он ничего не может тут поделать, и все это знают.