Наталья Осояну - Дети Великого Шторма [сборник litres]

– Что было дальше? – спросил Хаген, не сводя с него изумленных глаз.

И Сандер рассказывал…

…А что же происходило в большой каюте? Нечто важное – в этом сомнений нет. «Невеста ветра» сосредоточилась на ней, и прочее тело фрегата как будто оцепенело. Стоя на палубе живого корабля, Сандер чувствовал себя так, словно находился на причале из мертвых досок и камня. Даже ~песня~ звучала настолько тихо, что он ее почти не слышал. Но все же, все же – ждать осталось совсем недолго. Скоро все узнают, куда указывает небесный компас. И их ждет новый путь…

– Искусай меня медуза, – пробормотал Хаген, растерянно мотая головой. – Вы, ребята, без нас прожили целую жизнь.

Сандер не спорил.

И внезапно перед глазами у него все вспыхнуло, будто в корабль ударила молния. Волна жуткой боли, от которой замерло сердце, прокатилась по телу от макушки до пят. ~Песня~! На мгновение она сделалась чудовищно громкой, невыносимо громкой – только слышал он ее не ушами, а всем телом, оттого случившееся едва его не убило. Он даже не понял, что потерял сознание. А очнувшись, увидел над собой испуганные лица Хагена, Кая и кого-то из временных матросов. Их рты открывались, но тишину не нарушил ни один звук.

Ни один…

Он понял, что не слышит даже собственного дыхания. Вяло поднял руку к лицу, щелкнул пальцами. Ничего. Закашлялся. Проговорил:

– Что…

Тишина.

Полнейшая, мертвая тишина. Даже без ~песни~, хоть это и казалось немыслимым. Сандер сглотнул и почувствовал, что дрожит: он, в чьей жизни музыка играла такую важную роль, больше всего на свете боялся потерять пальцы и слух. Пальцы и слух. Слух…

Заступница, что же теперь делать?

Он сел на палубе, обнял себя за плечи, не переставая дрожать. Мир вокруг как-то странно померк и закружился: вокруг него бегали и суетились, но он этого почти не осознавал, снова и снова пытаясь уловить ~песню~, как бы тихо и далеко она ни звучала. Ведь он слышал ее не ушами. Уши тут ни при чем. Если Шторму было угодно так над ним подшутить, что ж, это он переживет. Наверное. Но ~песня~… может, даже не ~песня~ «Невесты ветра», а «Луны» или «Черной звезды», неважно… без ~песен~ лучше сразу кинуться в колодец вниз головой, перестать сопротивляться зову моря.

Ах, так вот оно в чем дело. Он наконец-то понял, почему до сих пор не превратился: из-за страха, что в толще воды царит тишина. Конечно, музыка людей там не звучала – это он понимал. Но надеялся на ~песни~, хотя ничего не знал наверняка.

Сандер горько рассмеялся при мысли, что его будущее начало обретать четкие – и весьма неприглядные – контуры, и, конечно, ничего не услышал. Что ж, был еще один выход. Никто не в силах запретить ему умереть как человеку, пока в нем осталось хоть что-то человеческое.

Он попытался встать, толком ничего не видя вокруг, и что-то ударило его по левой щеке, а мир – сумеречный, невнятный и болезненно беззвучный – закружился. Сандер несколько раз моргнул и понял, что прямо перед ним сидит на корточках Эсме, растерянная, встревоженная и злая.

Целительница что-то сказала – ее губы зашевелились, – но он не разобрал ни единого слова и беспомощно покачал головой. Потом, сообразив, что ей надо как-то объяснить случившееся, прижал ладони к ушам, сморщил лоб и снова покачал головой. Произнес, выталкивая неслышные звуки из горла, которое вдруг сделалось чужеродным, как спинной плавник.

– Эсме, я оглох.

Она сжала губы в ниточку и застыла перед ним – с напряженным лицом, положив руки на колени, похожая на статую. Рядом он видел только чужие ноги, но через несколько секунд кто-то присел на корточки и положил руку ему на плечо.

Капитан.

Хотя Сандер и был убит горем, он не мог не заметить, что феникс расстроен. Кристобаль Фейра сделался… серым, будто его присыпало пеплом. Когда он злился, пламя проступало в его глазах, сыпались искры. Но, что бы ни случилось во время совещания в каюте, оно его не разозлило, а повергло в такие глубины отчаяния, где он, наверное, еще не бывал.

Пальцы феникса сжались, лицо напряглось. Он пытался обратиться к Сандеру посредством мысленной речи, как капитан к матросу.

Ничего не произошло.

Сандер покачал головой, хотя это было излишне – феникс и сам все понял. Фейра и Эсме обменялись тревожными взглядами, а потом она встала и ушла. Конечно же, в свою маленькую каюту – за зельями, которыми ее снабдил Рейнен Корвисс. Эта девушка просто не умела сдаваться, даже если знала, что проиграет бой.

«Но ведь я ее ни о чем не просил…» – подумал Сандер.

Он напрягся, подыскивая слова. «Дайте мне умереть». Ну нет, такое говорить не стоит. «Вы не сможете помочь». Ведь он не слышит ~песню~, и эту глухоту даже целительница не исправит – откуда ей знать, что именно в нем сломалось? Он ведь и сам этого не понимал. «Не тратьте силы зря». Ну да, конечно. С тем же успехом можно попросить их взять его за руки и за ноги, раскачать и швырнуть за борт.

Собравшаяся вокруг плотная толпа расступилась, пропуская целительницу. Эсме пришла не одна: Сандер сперва увидел чьи-то ноги в потертых башмаках, а потом рядом с ним присел на корточки молодой ворон, Айлантри.

Они с капитаном посмотрели друг на друга и обменялись короткими фразами. Феникс нахмурился, о чем-то задумался, потом с явной неохотой кивнул и, взглянув на Сандера, что-то сказал ему. Матрос в ответ лишь беспомощно пожал плечами.

Что они задумали?

Все трое сели вокруг Сандера: Фейра – справа, Айлантри – слева, Эсме – напротив. Феникс и ворон положили каждый одну руку ему на плечо, другую – целительнице, которая в свою очередь прижала обе ладони к его груди, чуть ниже ключицы. Он вздрогнул от ее тепла и закрыл глаза.

Пусть делают что хотят.

В тишине и темноте его горе поразительным образом унялось, боль утихла, и тревогу сменило холодное любопытство. Итак, Фейра взял его в команду, не побоявшись морской болезни; и еще Фейра вот-вот возьмет в команду этого молодого ворона – пусть капитан делает вид, что не хочет этого делать, – ему поверит лишь слепой. Их судьбы связаны, но остается нерешенным вопрос: почему? И еще – почему именно сейчас? Интуиция подсказывала Сандеру, что здесь кроется некая закономерность и он в силах ее выявить.

Он вообразил себя и Айлантри в виде игральных карт. На собственной карте Сандер представал человеком с рыбьей головой и плавниками вместо рук, а его ноги, вполне человеческие, по щиколотку утопали в воде. Сирринга при нем не было – о да, время музыки и впрямь прошло. Айлантри – в своем новом облике: с черными глазами, белыми волосами и лапой, – в левой, обычной руке держал очки, а под мышкой – папку с бумагами, в точности как судебный защитник. Сандер не видел его в зале суда, но по рассказам Кая и Гвина многое себе представлял. Поразмыслив, он стал добавлять к воображаемой колоде все новые и новые карты.