Дженнифер Доннелли - Железное сердце [litres]

И пусть Аделаида и Хаакон думают и говорят, что хотят. Она не безнадежна. Она избежала смерти. Она выжила. А они ничего не знают об этом.

Ободренная этим открытием, Софи стряхнула с себя ледяные пальцы страха, шумно вынырнула и громко перевела дух, а потом шепнула сама себе:

– Посмотрим еще, кто из нас глупый.

И принялась за мытье. В последний раз Софи принимала ванну еще в Лощине, и только теперь поняла, как сильно испачкалась. Вооружившись куском мыла, она хорошенько намылилась с головы до ног, потом взбила густую пену в волосах. Закончив с мытьем, она потянулась за грязной одеждой, стащила ее с берега в воду и стала стирать. И так разошлась, что под конец помыла даже Зару. Собака терпела, но как только хозяйка отпустила ее, выскочила на берег и встряхнулась. Софи вышла за ней, обсушилась и оделась. Купание, прикосновение чистой одежды к вымытому телу – от всего этого она почувствовала себя так, словно родилась заново.

Вернувшись к дому, она развесила мокрые вещи во дворе, на веревке. Из окна тянуло запахами готовки. Кто-то жарил лук на сливочном масле. И резал тимьян. В животе отчаянно заурчало. Во дворе никого не было, дверь дома стояла открытой, и Софи, набравшись смелости, шагнула внутрь. Зара разлеглась у порога, чтобы посушиться на солнышке.

У большой черной плиты, спиной к двери, стоял Уилл и следил за тем, как подрумяниваются кусочки крольчатины в большом железном котле. Волосы у него были мокрые. Он тоже переоделся в чистое.

– Как Гретта? Она…

– Легла, – коротко ответил он.

– Ей…

– С ней все в порядке.

– У твоих родителей красивый дом.

– Не у родителей; дом бабушкин.

– А-а. То есть твои родители живут с ней? Где они?

– Умерли.

– Я… прости. От чего они умерли?

– От смерти.

– Ну да. Конечно. Знаешь что? Кролик так вкусно пахнет, – со вздохом произнесла Софи и оставила попытки завязать разговор. Проведя с Уиллом в лесу много дней, она твердо усвоила одно: он говорит, только когда хочет.

Уилл протянул руку за кувшином и плеснул эля в горячую кастрюлю с мясом. Эль громко зашипел. В остальном на кухне было тихо. Не зная, чем себя занять, Софи прислонилась к буфету и стала наблюдать за Уиллом.

Он раскраснелся, стоя у плиты. Софи обратила внимание на прядку волос, которая упала на щеку и изогнулась в виде вопросительного знака. Его движения были скупыми и точными. «Как у всех охотников», – подумала девушка. На нем были старые заплатанные штаны, льняная рубаха, а поверх – старый бабушкин фартук. Ей почему-то нравилось, как ловко сидит на нем этот фартук, подчеркивая узкие бедра, как свисают сзади длинные завязки.

«А кстати, у него красивый зад», – подумала вдруг она и даже наклонила голову, чтобы разглядеть его получше. Сердце тут же замурлыкало, словно кошка.

Софи отпрянула, точно получила пощечину.

Уилл повернул голову, приподнял бровь:

– Часы?

Девушка просияла:

– Часы.

– Может, накроешь пока на стол?

– Конечно! – обрадовалась Софи. – Конечно накрою. Это я могу.

«Что со мной?» – думала она тревожно. Механическое сердце становилось все более ненадежным, вело себя, как хотело, совсем не считаясь с ее истинными чувствами. Какое ей дело до Уилла и его зада? Может быть, это, как и недавний приступ, признаки того, что пружина слабеет быстрее, чем предсказали братья?

Эта мысль сильно обеспокоила Софи, но додумать ее до конца она не успела. Уилл показал на буфет, Софи открыла его, нашла чистую скатерть и накрыла ею круглый деревянный стол. Затем, разложив на столе салфетки и приборы, решила, что не хватает цветов. Она взяла из ящика ножницы, вышла в садик и срезала там несколько цветков. Вернулась, нашла подходящую вазочку и поставила букет на стол.

Бабуля – она была у Гретты, заваривала ей питье из трав, которые принес Уилл, – теперь спустилась и тоже занималась столом: резала хлеб и накладывала в масленку масло.

– Тяжко вам пришлось в Граузельдорфе, – сказала она коротко. – Уилл мне все рассказал. И про остальное тоже.

– Да, нам было нелегко, – ответила Софи, чувствуя себя неловко под неодобрительным взглядом старухи. – Спасибо Арно, что вытащил нас из склепа.

– Угу. А тебе спасибо за то, что мой внук там оказался, – сказала бабуля и нахмурилась. – Губа у тебя опять кровоточит.

Софи ощупала губу. Пальцы стали красными.

– Сама она, видать, не заживет, – продолжала бабуля.

– Ничего. Затянется как-нибудь.

– Никак она не затянется, – возразила бабуля, беря с полки какую-то бутыль и чистую льняную тряпицу. – Садись сюда, – велела она Софи, указывая на табурет возле окна. – Здесь светло. Я должна видеть, что делаю.

Бабуля почти силком подвела упирающуюся Софи к табурету, посадила, вынула из бутыли пробку и промочила тряпицу дурно пахнущей жидкостью.

– Глаза закрой, – приказала она Софи.

– Больно будет?

– Да.

Бабулино снадобье жгло, как жидкий огонь.

– А-а! Ы-ы-ы-ы-х! – завопила Софи.

– Сиди тихо. Что ты как маленькая, – заворчала бабуля.

– Я ди алидькая! – запротестовала Софи, но зажатая верхняя губа мешала ей говорить.

Глаза обожгло слезами. Они уже готовы были пролиться, когда Софи почувствовала, как ее руку сжала другая рука – шершавая, теплая и сильная.

– Держись, – сказал Уилл. – Хуже этой дряни ничего нет.

Софи изо всех сил стиснула его ладонь, и он ответил ей таким же крепким пожатием. Операция показалась Софи бесконечной, но наконец бабуля сказала:

– Ну вот. Я закончила. Теперь все заживет, и шрама не останется. – Старуха промокнула свежую кровь на губе. – Прижми. Подержи так.

– Наверное, я должна сказать вам спасибо, – сказала Софи, открывая глаза и прижимая к губе тряпицу, как ей велели. Больное место отчаянно ныло.

Бабуля отнесла бутыль в буфет. Вернувшись, она увидела, что рука Софи по-прежнему лежит в ладони ее внука. Парень с девушкой крепко держались друг за друга.

– Я закончила, – повторила она.

Уилл вернулся к своему рагу. Софи обеими руками прижала тряпицу к губе.

А бабуля пошла искать Арно. На пороге она обернулась и услышала, как Уилл насвистывает, стоя у плиты и помешивая рагу. Никогда раньше за ним такого не водилось. Она глянула на девушку – та сидела, вытянув шею так, чтобы видеть ее внука.

Старуха нахмурилась и заворчала себе под нос:

– Ох уж мне эти воры и девушки в штанах из Темного Леса… Добра от них не жди, это уж как пить дать.

Кроличье рагу в исполнении Уилла благоухало так, что у Софи потекли слюнки.

Уилл принес его в кастрюле, прямо с плиты. Все уже сидели на своих местах, с салфетками на коленях. Зара забралась под стол, на всякий случай: вдруг кто-нибудь да уронит лакомый кусочек.

Уилл поставил кастрюлю на стол и тоже сел. Арно потянулся было за хлебом, но увидел, что бабуля благочестиво склонила голову. Уилл и Гретта последовали ее примеру. То же самое сделала и Софи, и бабуля воздала благодарение Господу за ниспосланную пищу.