Дженнифер Доннелли - Железное сердце [litres]

Разъяренный Хаакон выхватил оружие у ближайшего к нему лучника, стремительным движением наложил стрелу на тетиву, натянул ее и выстрелил.

Но фельдмаршал оказался быстрее. Он схватился за лук и дернул его вниз. Стрела не долетела до людей и плюхнулась в замковый ров.

– Арестуйте этого человека! – приказал он.

– Арестовать меня? – не поверил своим ушам Хаакон. – По чьему приказу?

Фельдмаршал повернулся к Софии отвесил глубокий поклон.

– По приказу королевы, – сказал он, выпрямляясь.

Софи проехала через замковый мост на плече каменного тролля.

Когда она оказалась во Дворе Королевы, каждый солдат упал перед ней на одно колено. То же самое сделал тролль, потом вытянул вперед лапу. Софи сошла на его ладонь. Тролль спустил ее на землю и грозно рыкнул, напоминая, что ждет каждого, кто отважится посягнуть на королеву.

Фельдмаршал уже спешил ей навстречу.

Софи озиралась, не веря своим глазам. Неужели она снова во дворце? Были дни, когда она думала, что никогда не увидит родного дома.

Но вот она здесь, и все обязанности королевы скоро лягут на нее тяжким бременем. Однако до тех пор надо сделать кое-что важное. Хаакон арестован, но злейший враг Софи еще на свободе, и она знала: ни ей, ни ее народу не будет покоя, пока Аделаида не окажется в тюрьме.

– Добро пожаловать домой, ваше величество, – приветствовал ее фельдмаршал.

Софи сухо кивнула в ответ.

– Моя мачеха… где она? – был ее вопрос.

– У себя в покоях, – ответил тот.

– Вы пойдете со мной. Возьмите два десятка верных солдат, – сказала Софи, готовясь к столкновению. – Ее гвардейцы, возможно, не захотят сдаваться без боя.

Фельдмаршал приказал своим людям встать вокруг Софи. Они уже собирались отправиться во дворец, как вдруг во дворе замка появился связанный Хаакон – его под конвоем вели в темницу.

Его запястья были скованы. Под глазом красовался порез, на скуле – синяк. Он явно сопротивлялся аресту.

Их взгляды встретились.

– Стойте! – приказала она, как только маленькая процессия поравнялась с ней.

– Софи, я… – начал было он, но Софи его перебила.

– Мое кольцо, – сказала она и кивком указала на его левую руку, на которой сверкало золотое кольцо с единорогом – Кольцо Власти.

Один из солдат сорвал кольцо с руки принца и протянул Софи. Та надела его на безымянный палец левой руки, где оно село, как влитое.

– Я виноват перед тобой, Софи… Прости меня. За все. Что я натворил? Это я должен был надеть кольцо тебе на палец. – В голосе Хаакона явственно звучало раскаяние.

– У тебя был шанс, – подтвердила Софи, оглядывая его: золотые волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам, прекрасное, несмотря на побои, лицо, голубые, как небо, глаза.

Ей вспомнилось, как он надел ей на палец кольцо из цветочного стебелька, – это было здесь, во дворце, совсем недавно. Он давал ей обещания. Они целовались.

Хаакон ответил ей долгим взглядом:

– Ты мне не поверишь… но сейчас я больше всего беспокоюсь о тебе.

Софи безрадостно рассмеялась:

– Ты прав, Хаакон. Я тебе не верю.

– Брось меня в тюрьму, держи взаперти, но только позволь помогать тебе, – продолжал Хаакон самым искренним тоном. – Позволь мне провести остаток своих дней, искупая вину. Не откажи в этой последней милости.

– Зачем это мне?

– Затем, что сама ты не справишься, Софи, – сказал он, понижая голос и с тревогой глядя на нее. – Ты не сможешь править. У тебя слишком мягкое сердце. Враги сожрут тебя живьем. Как ты с ними справишься? Залюбишь до смерти?

Не сводя глаз с принца, Софи наклонила голову набок:

– А как бы ты на моем месте поступил с врагами?

Ободренный ее вопросом, Хаакон расправил плечи:

– Король Хинтерландии нападет, как только услышит, что ты взошла на престол. Император Катая тоже не заставит себя ждать. Пусть приходят, сожгут пару приграничных городов, поубивают жителей…

– Какой ты умный, Хаакон. И как ты уверен в себе, – перебила его Софи. – Ты всегда знаешь, как поступить.

Хаакон кивнул, не подозревая подвоха. Женщины никогда не могли устоять перед его умом, уверенностью и обаянием. Да и как иначе?

– Я помогу тебе, Софи. Правда. Только дай мне такую возможность.

Софи подняла бровь:

– Так же, как ты помог мне в церкви Святого Себастьяна?

– Там мы просто не поняли друг друга.

– Ах вот как это теперь называется?

Хаакон рискнул выдать улыбку – такую, что она могла растопить айсберг.

– В любви, как и на войне, хороши все средства, моя дорогая девочка. Но теперь нам не из-за чего воевать, ведь мы с тобой союзники. Или могли бы ими стать…

– Продолжай.

– С врагами надо разбираться решительно и без промедления, – наставлял он. – Сначала возьми в плен их капитанов и полководцев. Захвати короля, если сможешь. Пусть вражеская армия узнает об этом. Милосердия не проявляй. Пленников сразу на плаху – отруби им головы прежде, чем их полководцы опомнятся и пошлют подкрепление.

– Рубить врагам головы… Прекрасная мысль, Хаакон, – согласилась Софи и повернулась к двум солдатам, которые держали за руки прекрасного принца. – Вот с его головы и начните.

Не оглядываясь, Софи вошла во дворец и стала подниматься по главной лестнице. Она не шла, а бежала, перескакивая через две ступени. Фельдмаршал с солдатами едва поспевали за ней.

Перед покоями Аделаиды несли караул гвардейцы – в начале и в конце коридора. Фельдмаршал объявил их командиру о случившемся и приказал разойтись.

Капитан Краузе окинул Софи взглядом и ухмыльнулся. Но все же повиновался фельдмаршалу почти без задержки. Софи хорошо помнила, как он поджигал церковь Святого Себастьяна, как выбрасывал Беккеров из их дома.

Некогда Аделаида учила ее, что трусость заразительна, она портит народ. Глядя на Краузе, Софи понимала, что такова же и злоба. А значит, необходимо назначить нового капитана королевской гвардии. И сделать это немедленно.

Софи подергала дверь мачехиных покоев – заперто. Позвала мачеху, крикнула, чтобы та открыла, – тишина. Тогда она приказала солдатам выломать дверь.

Софи вошла в покои и осторожно пошла по комнатам – передняя, кабинет, гардеробная, – опасливо озираясь по сторонам: хозяйка этих покоев пыталась убить ее, и не однажды. Вокруг все было как прежде: мебель, драгоценности. Платья, зеркало в золоченой раме. Сколько раз бывала она здесь, сколько раз выслушивала ядовитые слова мачехи, ежилась под ее суровым взглядом? Сколько раз ей перечисляли ее слабости и недостатки? Сколько раз напоминали о том, чего в ней нет?

Многие люди простили бы Софи, если бы, идя по этим комнатам, она испытывала восторг победителя. Но она ощущала лишь печаль, глубоко сожалея о часах, днях, целой жизни, напрасно растраченной здесь.