Алексей Полевой - Драконодав [litres самиздат]

– Разберёмся, – вздохнул я, – главное чтобы не укачивало.

– Тут как повезёт, – сказал Гонсало, – бывалые флотоводцы животом страдают, но терпят, главное не зацикливаться на качке, да есть, как следует, на голодное брюхо качка сильнее действует. У нас корабли большие, качка будет чувствоваться меньше.

– Ладно, давай по последней и спать, – налил я вина, – сухопутным крысам завтра предстоит стать водоплавающими.

– Мои солдаты тебя называют уважительно «Вьеха ратта» – в Испании так называют ветеранов, это означает «старая крыса», – сказал Гонсало, – не обижайся, я знаю крыс здесь не почитают серьёзным животным, ты, наверное, предпочёл, чтобы тебя называли вашим символом и гордостью – петухом.

– Его светлость любил себя сравнивать с петухом, – улыбнулся я, – мне больше нравилось, как на английский манер оруженосцы величали бывалого рыцаря «знающая старая птица», а германские наёмники говорят «старый заяц».

– Ага, целый зверинец, – допил Гонсало и отставил кубок, – надеюсь, джинн не подведёт.

– На синего только и надежда, – кивнул я, – иначе месяц тащиться, Барбаросса обещал неделю.

– Обещать они все мастера, – буркнул Гонсало.

Неравный бой – корабль кренится наш. Спасите наши души человечьи! Но крикнул капитан: «На абордаж! Ещё не вечер, ещё не вечер!»

Песня «Корсар. Ещё не вечер». Владимир Высоцкий

Однако пират не подвёл. Загрузили и закрепили всё необходимое, подвезённое из городка. Мы на шлюпке прибыли на корабль, где мне выделили тесную каюту, однако остальные вообще ютились в грязном и тёмном трюме, где шныряли крысы и стояла вода. Гонсало хотел отправиться к солдатам, однако я уговорил его остаться в каюте, благо за собутыльником далеко бегать тогда не потребуется и вдвоём спокойнее, испанец, если случится непонятное – опытнее меня. Бросив вещи, мы поднялись на квартердек, расположенный позади, где нас поприветствовал хмурый и мрачный капитан. Там же располагался рулевой у здоровенного правила – румпеля и стоял слега пьяный штурман с картой. Внизу команду подбадривал боцман трелями морской дудки и пинками, здесь они были в ходу. Пираты для команд использовали барабаны и плётки, но с некоторых галер слышались дудки, где боцманские, на корабликах поменьше капитанские. Наутро большая часть команд была на борту, хотя ночью многие сбежали. Матросню разогнали по реям, они довольно скоро, невзирая на опухшие лица и трясущиеся руки поставили паруса, встали по местам и уставились на пирата. Тот усмехнулся, вытащил фиал и выпустил джинна, тот по-прежнему был синим и невозмутимым. Ветерок был на берег, отлив слабым, всё обещало полное безветрие вскоре, однако быстро затеялся нешуточный бриз в попутном направлении. Паруса, доселе висевшие безжизненно и едва колыхаясь, надули пузо и ощутимо рванули корабли, самые нерасторопные даже попадали. Ветер, можно сказать, был даже излишне крепким, но хмурый капитан приказал убрать марсели – такие косые паруса, оставив только прямые, благо ветер дул строго туда, куда направлял его с помощью джинна Барбаросса. Пират отсалютовал нам, оставалось только поклониться ему в ответ, пока союзник был весьма полезным.

На берегу появилась группка людей, судя по флажкам это был имперский командующий флотилией и несколько капитанов, однако забрать опоздавших не представлялось возможным. Неизвестно насколько ценные моряки эти ребята, а разгильдяи и пьяницы точно преизрядные. Утром появились многие офицеры и штурманы, несколько капитанов, впрочем, ребята Гонсало уже сформировали свои экипажи из бывалых моряков, прибывшие попали к ним в подчинение. Испания страна мореходов, там бывают такие, что воды больше чем в кружке не видали, если живут в глубине страны, а бывают такие, что видят океан ежедневно. Поэтому, набрать в моём войске добрых мореходов было несложно, через одного воевали на море, каждый третий служил на корабле матросом или рыбачил. Все имели опыт абордажа: особого вида самого отчаянного боя, где нужно как на крепостную стену взобраться на крутые борта, загнутые внутрь каракки и броситься вниз, на пики и тесаки команды, прокладывая путь товарищам. Имея пушки, можно конечно топить корабли издали, но абордаж оставался пока единственной формой боя на море. На мачтах были «вороньи гнёзда» или «марсы», такие площадки, откуда во время абордажа стреляли мушкетёры, арбалетчики и лучники. Конечно, марсы использовали для высматривания земли вахтенные, но предназначались они для самого кровавого боя, марсовые стрелки последние защищали корабль, если на палубе и в трюмах всех перебьют.

Стоя на скрипящем и словно дышащем судне, я ощущал прохладный морской ветер и смотрел на зелёные волны моря. Это было волнующе и страшно одновременно, совершенно непохоже на виноградники и крепостные стены. Просто дерево и канаты, а какой восторг от летящего над волнами корабля! Было что-то волшебное во вздымающейся палубе, свисте ветра в канатах, их называли такелаж, деловитой беготне команды, железной уверенности в собственных силах капитана, зорко глядящего по курсу. По морю явно ходили особые люди, знающие что-то, недоступное сухопутным. Где-то в глазах хмурого капитана пряталось это знание, даже мальчишка, драящий палубу шваброй понимал это, скаля зубы. Штурман, склонившийся над картой и что-то показывающий капитану явно тоже знал что-то про морскую жизнь, что говорить про боцмана, гоняющего экипаж по одному ему ведомым делам. Корабельная жизнь мне нравилась, своей деловитостью, каждый знает место, понимает, что делать. За бортом и вовсе показались диковинные рыбы, они неслись с немыслимой скоростью, обгоняя корабль и выпрыгивая из воды с радостным стрекотанием. Воистину море было удивительным миром, полным очарования и красоты.

Наша каракка называлась «Святой Гоар», зато остальные были нидерландскими, поэтому названия там приключались одно смешнее другого, голландцы вообще шутники ещё те: «Каас Хоофд» – головка сыра, «Гроте пенис» – большое достоинство. Мелкие два судна назывались проще: «Бремен» и «Любек». Пиратские корабли вообще непонятно, назывались ли как-то, сарацинские надписи было сложно отличить от рисунков. На флагмане Барбароссы виднелся синий джинн, невозмутимо глядящий вперёд, команды разбрелись спать или другим занялись, многие играли в кости, палубы опустели, изредка появлялся кто-то. Наши корабли представляли собой мастерскую и прачечную одновременно: команда драила палубу, выбрасывала остатки хлама из трюма, переносили плохо закреплённые грузы, повара здесь называли коком, тот готовил к обеду сытную похлёбку. Гонсало умел занять всех полезным делом, привести любой свинарник в божеский вид, сколотить разномастный люд в толковую команду, встречающую любого самого грозного врага дружным залпом. На марсах глядели в оба зоркие ребята с мушкетами, рулевой имел разумный вид, капитан что-то обсуждал со штурманом, изредка прихлёбывая вина.