Алексей Полевой - Драконодав [litres самиздат]

– Неладно с этим Барбароссой, – вздохнул я, глядя на суету пиратских кораблей, – ночью отправлял небольшие корабли на север, с каждым разом на рейде встаёт ближе, прикидывая как прорваться к пристаням.

– Определённо хочет сорвать большой куш, – кивнул Гонсало, – в порту масса его людей, вертятся рядом с замком.

– Хуже будет, если он снюхается с англичанами, – вздохнул я, – для пиратов Булонь взять тяжеловато, но если с английским десантом, тогда будет совсем худо.

– Английские корабли в Ла-Манш не суются теперь, – сказал Гонсало, – неделю болтаемся, всего три набралось с крепким горьким вином все, без солдат.

– Вон, вперёдсмотрящий машет, пять английских кораблей по курсу, – показал я рукой, – судя по осадке пустые совсем.

– Да ты морской волк совсем, – усмехнулся Гонсало, – может поведёшь призовую партию, дам толковую команду.

– А что там уметь-то, – пожал я плечами, – грот, да бизань поставить, ветер джинн обеспечит, против ветра идти не нужно, сложных манёвров тоже.

– Попробуй, может капитаном станешь, понравится, – хлопнул меня по плечу Гонсало, – сдаются, никакого веселья.

Посудины были небольшими и практически пустыми, немного завалящего товара. Мы высадили призовые партии и направились было к Булони, не столько выгрузить небольшую добычу, сколько пополнить запасы провизии и воды. Однако ветер резко пропал, вместе с пиратами, стремительно удаляющимися на север, благо джинн им ветер обеспечивал. Мы находились практически в дрейфе, нас немного сносило течением, появлялся лёгкий туман, заодно вечерело. Тут мы увидали английский флот, боевые корабли, набитые солдатами, рядом ошивались пираты Барбароссы. Корабли шли прямиком на нас, используя ветер. На моей двухмачтовой каракке было всего несколько фальконетов и дюжина аркебуз, все остались без доспехов, с тесаками. Англичане стремительно приближались и явно готовились к абордажу: рожи в стальных шлемах скалились и раскручивали кошки, за их спинами виднелись дымки от фитилей стрелков, на марсах засели лучники. Вскоре посыпались первые стрелы, падающие в волны.

С наших каракк громыхнули орудия, сразу охладившие пыл англичан. Ядра пробивали борта и ломали мачты, выбрасывая в море солдат и пушки. На английских кораблях артиллерия была скромной, их хлопки почти были не слышны на фоне залпов наших судов. Однако безветрие сильно мешало, англичане могли подойти с любой стороны, наши огромные каракки неповоротливо следовали за юркими англичанами, успев разбить несколько кораблей в щепки, в том числе и сунувшиеся было пиратские галеры. Туман и темнота всё больше наступали, вскоре я только по вспышкам и грохоту мог понимать, что Гонсало ведёт бой, к туману добавились пороховые клубы, висящие практически неподвижно. Мой корабль сносило на север быстрым течением, две английских галеры приближались. Мы обстреливали их издалека из быстро перегревшихся фальконетов и дрянных аркебуз, но только разозлили англичан. Конечно, это были не закованные в латы рыцари, а всего лишь небогатые моряки, но ржавых тесаков и палашей у них явно было в избытке, как и желания проткнуть ими французишек. Галеры зажали нас с обеих сторон, кошки, сколько смогли перерубили, но оставшиеся надёжно сцепили нас с галерами. Все приготовились к абордажу, моя рука сама нащупала дагу за спиной, а вторая легла на рапиру.

Англичане всегда были сильны яростной атакой, здесь тоже не подвели. Борт каракки специально был сделан так, чтобы препятствовать абордажу, но ловкие, словно дьяволы англичане резво перепрыгивали на палубу, уворачиваясь от клинков, сверху нас осыпали стрелы и редкие пули. Рапира проявила себя бесподобно, я держал на расстоянии орущих англичан в цветастых платках, а если надо мог заехать гардой рапиры в зубы, после чего моряк не вставал. Нас разделили и теснили к надстройкам, большинство было уже ранено, а англичан становилось всё больше. На меня насели трое, с тяжёлыми палашами, приходилось очень несладко, если бы они умели фехтовать, вообще бой закончился бы мгновенно, а так я успевал отразить два выпада и увернуться от третьего. Удалось рубануть в ответ и попасть одному в лицо, он вышел из боя, второму попал в неудачно подставленный бок кинжалом, махать палашом стал заметно реже. Здоровенный малый, похоже совсем не устал и рубил без остановки, но рубил проваливаясь, поэтому мне посчастливилось уколоть его в бедро, отчего он захромал. Оглядевшись, я увидел полный разгром нашей команды и спешащих на помощь англичан. Приготовившись забрать побольше, я почувствовал удар сзади и падая увидел мальца с гнилыми зубами, ударившего меня веслом по голове.

Быть искренним в жизни, значит вступить в бой с неравным оружием и бороться с открытой грудью против человека, защищенного панцирем и готового нанести вам удар кинжалом.

Оноре Габриель Рикети Мирабо

– Годфрид Драконоборец, – услышал я голос молодого ещё человека с колючим взглядом, – я Томас Стенли, первый граф Дерби.

– Ваша светлость, – поприветствовал его я, чувствуя, что привязан.

– Побудете немного моим пленником, – улыбнулся граф, – говорят вы богаты и удачливы, думаю, выкуп мне пригодится, остальных выживших мы повесили как пиратов на рее.

– Как остальная эскадра? – спросил я.

– Она…, – замешкался и скользнул взглядом вверх граф, – эскадра разбита.

– А Барбаросса? – понял я, что как минимум часть эскадры ушла.

– Союзник, приведший нас к вашей пиратской эскадре, мешающей перевозкам, награждён и отбыл восвояси, – сказал граф, – их, конечно, потрепали ваши хорошо вооружённые каракки, но видали они похуже трёпку.

Граф без расшаркиваний удалился, прервав разговор. Голова болела, взгляд с трудом фокусировался, но судя по количеству раненых и повязок на матросах, победа далась большими потерями, а повреждения бортов говорят о множестве ядер, попавших в корабль. Плотники спешно заделывали пробоины, корабль шёл с креном, явно набрал воды, суетились матросы, заводя пластырь и устраняя течь. Эскадра шла на север, значит, о высадке десанта речи быть не могло. Приглядевшись, я не увидел наших захваченных кораблей, зато увидел сбитые мачты, висящие только на канатах бушприты и зияющие пробоины по бортам по всей английской эскадре. Победа, если англичане победили, далась им тяжёлой ценой, зашитые в парусину тела выбрасывали целый день.

К вечеру мы выгрузились в сыром порту, затянутом туманом и дымом, еле виднелся свет факелов. Меня заковали в кандалы и заставили брести по грязи за возком, двигавшимся куда-то в темноте. Отчаянно скрипел фонарь, повешенный возчиком, в тумане едва виднелся свет едущих следом возков. Мы долго брели по каменистой дороге, куда-то поднимаясь, пока не достигли какого-то замка, судя по величине рва и воротам довольно большого, видимо это был какой-то из южных защитных замков островитян. Внутри замок оказался крошечным, видимо это Нунни, судя по круглым башням и отсутствию построек у стен. Меня поместили в небольшой подвал, шею приковали к цепи, вмурованной в стену, кандалы не сняли, можно было только сидеть на земляном полу, цепь была короткой, впрочем, на сырой пол со шныряющими крысами укладываться всё равно пока не хотелось, другой вопрос, как будет манить этот пол денька через три. Есть, конечно, не предложили, выпить тем более, закрыли толстую скрипучую дверь, даже факел унесли. В темноте я дремал, тысячу раз просыпаясь от звона цепей или крысиной возни. На удивление не воняло, тянуло, конечно, плесенью и сыростью, а так комфортно, даже голова перестала болеть. Сколько я просидел в темноте понятия не имею, раза три приносили немного хлеба и воды, надо сказать хлеб был весьма недурён, а вода чистой, явно меня не пытались уморить, надеясь на выкуп. Я старался двигаться как возможно, иначе тело затекало, спина не гнулась, мышцы болели, в подвале было прохладно, хорошо ещё оставался залитый кровью стёганный акетон, в нём было тепло, руки только приходилось засовывать под мышки, чтобы согреть. Ещё через непонятное время, меня вытащили во двор, было снова темно, дали умыться холодной водой, сняли залитый кровью акетон и выдали чистую одежду, но ножные кандалы оставили.