Терри Пратчетт - Господин Зима [litres]

– Ах-ха, я бум-бум.

– Я провёл там целый год, но мне казалось, что прошло всего несколько недель. Только эти недели тянулись целую вечность. Там было так… скучно, что спустя какое-то время я всё позабыл. Я не помнил уже ни как меня зовут, ни что чувствуешь, когда солнце гладит кожу, ни какова на вкус настоящая еда.

– Ах-ха, мы бум-бум, мы ж тебя оттудова и выволочили. Ты спасибов так и не сказанул, ну дык ты всё больше не при мозге был, так что мы не в обидах.

– В таком случае позвольте мне поблагодарить вас теперь, господин Заядло.

– А, пустяковины. Прозабудь. Рад был подмогнуть.

– У Королевы были ручные… твари, они кормили твои сны, пока ты сам не умрёшь от голода. Ненавижу тварей, которые отбирают то, что составляет суть других. Я хочу убить их, господин Заядло. Всех убить. Высасывая воспоминания, они высасывают самого человека. Без воспоминаний мы – ничто.

– Молодца, всё правильно замахнулся, – сказал Явор Заядло. – Но у нас есть мал-мал дельце. Ох, раскудрыть, вот что бывает, когды мир упадничает и мороки хозяить начинают.

На тропе лежала большая груда костей. Кости были определённо звериные, три ошейника и три ржавые цепи усиливали это впечатление.

– Три крупные собаки? – предположил Роланд [32].

– Одна оченно громаздая псина с тремя бошками, – поправил Явор Заядло. – Весьма популярстая порода в подземновых царствах. Такие псины могут одним махом глотку человеку перекуснуть. Трижды, – добавил он уважительно. – Но поклади перед ней три псинские галеты в ряд, и бедолажна тварюшка будет цельный день сидеть перед ними, тужиться и подскуливать. Обхохотишься!

Фигль пнул кости:

– Ах-ха, в былые времена таковские места индивыдуяльность имели. А таперь… Он, зырь, до чего дошло…

Чуть дальше по тропе стояло нечто. Наверное, демон. Очень жуткий демон с таким множеством клыков, что от некоторых из них, похоже, не было никакого проку, кроме устрашения. Каждые несколько секунд он украдкой заглядывал в осколок зеркала – и содрогался.

– Господин Заядло, – сказал Роланд, – скажите, здесь, в этом мире, вообще есть что-нибудь или кто-нибудь, кого я могу убить моим мечом?

– Нае, – сказал Фигль. – Не прибьёшь. Мороков не прибьёшь. И вообще. Это ж не волшебенный меч.

– Тогда зачем я таскаю его с собой?

– Так ты ж Герой. Хде видано, чтоб герой да без меча?

Роланд вытащил меч из ножен. Меч был тяжёлый и совсем не походил на стремительный серебряный клинок, который Роланд рисовал в своём воображении, упражняясь перед зеркалом. Настоящий меч был скорее просто железной дубинкой с двумя острыми кромками.

Роланд схватил его двумя руками – и умудрился добросить до середины медленной тёмной реки.

В последний момент из воды высунулась бледная рука, схватила меч, махнула им раз-другой и скрылась под водой [33].

– Так и должно было быть? – спросил Роланд.

– Чтоб ты вышвыкснул свой меч? – взвизгнул Явор Заядло. – Нае! Ты не должон был зашвыркивать добрый меч в жижу!

– Нет, я имел в виду руку, – сказал Роланд. – Она взяла и…

– Ах, эти грабли порой высуются, – отмахнулся Фигль с таким видом, словно подводные жонглёры мечами были самым обычным делом. – Но ты ж таперь безоруженный!

– Вы сами сказали, что мороков мечом не убить.

– Ах-ха, но приличья-то блюсти тож надо! – Явор бежал рядом с ним.

– Однако без меча я выгляжу даже более героически, разве нет? – спросил Роланд.

Остальные Фигли бегом поспевали за ними.

– Вообще-то оно так, – неохотно признал Явор Заядло. – Но ежли что, бушь выглядеть ишшо и более мертвецки.

– А кроме того, у меня есть План, – сказал Роланд.

– У тебя есть План? – не поверил Фигль.

– Да. В смысле, ах-ха.

– На бумахе?

– Я просто подумал, что… – Роланд оборвал себя.

Безостановочно порхающие тени расступились, и взгляду открылась большая пещера. Посреди пещеры возвышалась каменная плита, окутанная тусклым желтоватым светом. На плите кто-то лежал. Кто-то маленький.

– Ну, вот мы и на месте, – сказал Явор Заядло. – Плёво дело, а?

Роланд моргнул. Каменное возвышение окружали сонмы мороков, но все твари держались на некотором удалении, словно у них не хватало духу подойти ближе.

– Там кто-то лежит, – сказал Роланд.

– Это сама Летница и есть, – пояснил Явор. – Таперь надыть навостряк держаться.

– Навостряк?

– Ну, как бы… остороженно. С богиньями трудновасто бывает. Оченно им важно, каковски они выглядят в разных ситуёвинах.

– И что, мы просто… ну, схватим её – и бежать?

– Ах-ха, и до этого черёд дойдёт, – сказал Явор. – Тока сначала ты, господав хороший, должон её чмокснуть. Суправишься?

Роланд немного напрягся, но ответил:

– Да… э, хорошо.

– Так уж оно покладено, – продолжал Явор. – Нельзя даму разочаровнуть.

– А потом мы побежим? – с надеждой спросил Роланд.

– Ах-ха, потому что тут-то мороки на нас и накиднутся, – сказал Явор. – Они, вишь, не любят, когдыть хтой-то от них улизает. Ну, вперёд, парень.

У меня есть План, думал Роланд, шагая к плите. Вот и буду думать о Плане, а не о том, что я иду через толпу монстров, составленных из закорючек, монстров, которых видно только с закрытыми глазами, а глаза у меня уже слезятся. То, что у нас в голове, для них – настоящее, верно ведь?

Сейчас моргну, сейчас моргну, сейчас…

…И он моргнул. Сомкнул веки лишь на мгновение, но трясло его гораздо дольше. Они были повсюду, и каждая зубастая пасть таращилась на него. Хотя, казалось бы, зубы не могут таращиться.

Роланд побежал вперёд, стараясь больше не моргать, от этих усилий слёзы текли ручьями. И вот он уже стоит возле каменного возвышения и смотрит на лежащую на нём фигурку. Это была девушка, спящая девушка, которая выглядела точь-в-точь как Тиффани Болен.

С вершины самой высокой башни ледяного дворца открывался вид на многие мили вокруг – многие мили снега. Только на Меловых холмах была зелёная прогалина. Зелёный остров в море белизны.

– Видишь, я становлюсь умнее, – сказал Зимовей. – Меловые холмы – твоя земля. Поэтому на ней наступит лето, и ты будешь счастлива. И ты станешь моей невестой, поэтому я тоже буду счастлив. И весь мир будет счастлив. Счастье – это когда всё правильно. Я теперь человек и это понимаю.

«Не кричи и не вопи, – посоветовал Тиффани её Дальний Умысел. – Но и не молчи, словно воды в рот набрала».

– О… ясно, – проговорила она. – А в остальных землях будет вечная зима?

– Нет, некоторые жаркие страны никогда не чувствуют дыхания моего холода, – ответил Зимовей. – Но горы и равнина до самого Круглого моря… да, они погрузятся в зиму.

– Но ведь миллионы людей погибнут!

– Только однажды. Вот в чём вся прелесть. Они умрут, и смерти больше не будет.

Будущее встало перед внутренним взором Тиффани, как на страшдественской открытке: птицы, превратившиеся в лёд на ветках, лошади и коровы, окоченевшие в полях, обледенелые травинки, как хрустальные лезвия… Нигде не вьётся дым из печных труб… Мир, в котором ничто не умирает, потому что нечему больше умирать, весь сверкающий, словно посыпанный блёстками.