Терри Пратчетт - Господин Зима [litres]

За спиной Роланда Туп Вулли со всегдашней его жизнерадостностью крикнул:

– Покажи им! Пусть твои тётки угордятся тобой!

Роланд обернулся к нему, мгновенно разозлившись:

– Мои тётки? Я тебе сейчас расскажу про моих тёток…

– Временей нет! – заорал Явор Заядло. – Вперёд ужо!

Роланд снова повернулся к морокам, чувствуя жаркую ярость внутри. То, что мы помним, существует на самом деле, подумал он. И я больше этого не потерплю!

– Не бойтесь, – сказал он не-Тиффани.

Потом поднял левую руку и прошептал:

– Я помню… меч…

И когда он закрыл глаза, меч был у него в руке – лёгкий, почти невесомый, тонкий, почти невидимый, всего лишь полоска в воздухе, состоящая в основном из остроты́. Этим мечом он убил сотни врагов по ту сторону зеркала. Этот меч никогда не был слишком тяжёл для него, он двигался будто продолжение его руки, и вот этот меч снова с ним. Оружие, которое рубило в капусту всех прилипал-кровососов, всех, кто врёт, всех, кто ворует… Роланд улыбнулся и сжал рукоять.

– А мож, и можно смастрячить героя единым махом, – задумчиво проговорил Явор Заядло, глядя, как мороки прорисовываются в темноте и тут же гибнут.

Он повернулся к брату:

– Туп Вулли, я те когда-нить грил, что ты вдругорядь как сказанёшь, так прям в точку?

– Нае, Явор, – растерянно отозвался Туп Вулли, – чтой-то не припамятну, чтобы ты такое хычь когды грил.

– Нды? Ну дык ежли б грил, это был бы тот-сам рядь.

Туп Вулли заволновался:

– Но всё ж оно путём? Я ж тошонадыть сказанул?

– Ах-ха, Туп Вулли, ты сказанул самое то. Впервой в жисть. Я тобой гордюсь, – сказал Явор.

Туп Вулли расплылся в широченной ухмылке:

– Раскудрыть! Эй, ребя, я сказанул…

– Ты не оченно-то зазнавайсь, – осадил его Явор.

Невесомый клинок Роланда рассекал мороков, будто паутину. На смену им приходили новые и новые, но серебряная полоска разила их одного за другим, и Роланд высвобождался из их хватки. Они отступали, лихорадочно меняли облик в поисках подходящего, съёживались от жаркого пламени его гнева. Клинок пел. Мороки наматывались на него, вопили, корчились и таяли на земле…

…а кто-то стучал Роланда по шлему. И уже давно.

– А? – Юноша открыл глаза.

– Драпс пора, – сказал Явор Заядло.

Роланд, тяжело дыша, огляделся. Хоть с открытыми, хоть с закрытыми глазами, он не видел никого – в пещере не осталось ни единого оранжевого росчерка. Не-Тиффани смотрела на него и как-то странно улыбалась.

– Ну что, драпс или хошь дождать, пока новые набегут? – спросил Явор Заядло.

– А они уже на подходе. – Билли Мордаст показал на другой берег.

К реке катила сплошная оранжевая масса, мороки сбились так плотно, что между ними вообще не осталось просветов.

Роланд всё стоял, пытаясь восстановить дыхание, и не мог решиться.

– Послухай дядьку Явора, – сказал главный Фигль. – Ежли ты щаз бу пай-пай и спасанёшь мадаму, мы как-нить потом приведнём тебя сюдыть, и бруттербодов прихватим, чтоб можно было цел день тешиться, агась?

Роланд моргнул:

– А… да. Простите. Не знаю, что это было…

– Тады драпс! – заорал Громазд Йан.

Роланд схватил не-Тиффани за руку.

– И не обертайся, пока не выбремся отсюдыть, – сказал Явор Заядло. – Эт’ вродь как трыдиция [34].

На вершине башни в холодных руках Зимовея появилась ледяная корона. Даже в бледном свете зимнего солнца она сверкала ярче алмазов. Лёд её был лёд чистейшей воды, без единого пузырька или трещины.

– Я сделал её для тебя, – сказал Зимовей. – Летняя Владычица никогда не наденет её, – добавил он с грустью.

Корона подошла идеально. И совсем не была холодной.

Зимовей отступил на шаг.

– Свершилось, – произнёс он.

– Я тоже должна кое-что сделать, – сказала Тиффани. – Но сначала мне нужно кое-что узнать. Ты разыскал все те вещи, чтобы сделать человека?

– Да!

– А как ты узнал, что искать?

И Зимовей с гордостью поведал ей о разговоре с детьми. Пока он говорил, Тиффани старалась дышать ровно, чтобы успокоиться. Его рассуждения были очень… рассудочные. В самом деле, если морковка и пара угольков превращают кучу снега в снеговика, тогда куча солей, газов и металлов уж точно превратит его в человека. Это звучало… логично. По крайней мере, для Зимовея.

– Но видишь ли, это ещё не весь стишок, – сказала Тиффани. – И он больше про то, из чего сделан человек. Не про то, что человек такое.

– Да, кое-чего я не смог найти, – признал Зимовей. – Того, в чём не было смысла. Нет таких веществ.

– Да, – печально кивнула Тиффани. – Ты, наверное, про последние три строчки, а ведь в них-то и суть. Мне правда очень жаль.

– Но я найду недостающее! – воскликнул Зимовей. – Я смогу!

– Надеюсь, однажды ты найдёшь их, – проговорила Тиффани. – А теперь скажи, ты когда-нибудь слышал про боффо?

– Что такое боффо? Этого в стихах не было! – встревожился Зимовей.

– О, боффо – это то, как люди меняют мир, обманывая самих себя, – сказала Тиффани. – Удивительный фокус. Согласно боффо, вещи имеют лишь ту силу, которую мы сами в них вкладываем. Можно наделить вещи магией, но при помощи магии нельзя создать из вещей человека. То, что у тебя в сердце, – это всего лишь гвоздь. Просто гвоздь.

Час пробил, и я знаю, что делать, подумала она как во сне. Я знаю, как закончится эта сказка. И я должна закончить её правильно.

Она привлекла Зимовея к себе и увидела растерянность на его лице. Ей стало легко-легко, ноги её едва касались пола. Мир сделался… проще. Он превратился в узкий туннель, ведущий в будущее. Из всех образов в нём осталось только ледяное лицо Зимовея, из всех звуков – только дыхание Тиффани, из всех ощущений – только слабое тепло солнца на её волосах.

Солнце не было пылающим шаром лета, и всё же оно было много жарче даже самого большого костра.

«Куда бы выбор ни привёл меня, это мой путь, – подумала Тиффани, позволяя теплу наполнить её. – Я сама это выбрала. Я так решила. И мне придётся встать на цыпочки», – добавила она мысленно.

«По правую руку от меня гром. По левую – молния.

Огонь над мой головой…»

– Пожалуйста, – произнесла она, – возвращайся в горы и унеси с собой зиму. Прошу тебя.

«Лёд передо мной…»

– Нет. Я Зима. Я не могу быть ничем иным.

– Тогда ты не можешь быть человеком, – сказала Тиффани. – Последние три строчки такие:

Равновесие… Оно пришло мгновенно, из ниоткуда, наполнив её воодушевлением.

Середина качелей всегда неподвижна. Взлёты и падения проходят сквозь неё. Она хранит равновесие.

Равновесие… Его губы были как голубой лёд. Тиффани заплачет, но позже, – по Зимовею, который хотел стать человеком.