Ричард Бэккер - Великая Ордалия [litres]

– Тогда, наверное, – кротко промолвил Ойнарал, – Каноны Усопших полезны лишь мертвецам.

– Святотатство! – зашелся в крике король нелюдей. – Святотатство!

Голос его со скрежетом ударял в словно подвешенные в воздухе стены Чашевидного Чертога. Сорвил сперва решил, что этот приступ ярости сулит скорую кончину нелюдю по имени Ойнарал Последний Сын, однако возбужденное, затравленное выражение на лице короля немедленно уверило его в обратном. Его конвоир не столько рисковал, сколько провоцировал короля, понял Сорвил. Ойнарал не оскорблял, но демонстрировал…

И Скорбь пожирала Нин’килджираса прямо перед их глазами.

– Никто не оспаривает твоих прав, Тсонос, – заявил владыка Килкуликкас, делая шаг вперед и одновременно бросая хмурый взгляд на Ойнарала – хмурый, но лишенный гнева. Возвысившись над Сорвилом, он стал перед Последним Сыном, блистая нимилевым хауберком, великолепным рядом с нечестивым золотом Нин’килджираса – соггомантовым хауберком, вдруг понял молодой человек. Многое, ох, многое промелькнуло в этом коротком, разделенном обоими взгляде. Квуйя опустил белую ладонь на плечо Ойнаралу, буквально заставив того пасть на колени.

И все, кто был в железном Ораториуме, присоединились к этому поклону, соединив за спиной пальцы рук.

– Д-да, – промолвил Нин’килджирас, смущенно хмурясь. – Все мы – один дом! И не лучше ли закончить на этом высоком чувстве?

– Однако вопрос об этом смертном и о Плодородии так и остался нерешенным, – напомнил ему Килкуликкас.

Нин’килджирас искоса глянул на Владыку Лебедей, нахмурился, словно речь шла о каких-то пустяках. И с нетерпением отмахнулся от попытавшегося вмешаться Харапиора.

– Ах, ну да, да, да… – отозвался король с легким раздражением.

И Сорвил понял, что король нелюдей не может вспомнить и пытается скрыть этот факт за пренебрежением к деталям.

– Так, значит, мы договорились? – уточнил Килкуликкас.

– Да… конечно.

Блистательный квуйя выпрямился, кивнув как бы в знак согласия:

– O Тсонос, мудрость твоя всегда служит нам путеводной звездой. Если война отменяет Ниом, как следует нам обойтись с этим сыном рода людского? Как защитить нам свою Гору от гнева Сотни?

Все это время Ойнарал упорно рассматривал пол под своими ногами. Сорвил не мог не заметить, что тяжелая, белая ладонь Килкуликкаса на его плече явно свидетельствует о поддержке и одобрении.

– Да! Да! Благословен он, гость Иштеребинта, – объявил Нин’килджирас. – Человеческий король, избранный Богом враг нашего врага! Не будем чинить ему никаких неудобств.

Сорвил едва не фыркнул, учитывая то, что руки его оставались привязанными к шесту за его спиной.

Владыка Лебедей просиял в деланом восхищении; шелковая перевязь кровавым перекрестьем охватывала его кольчугу. Огоньки заиграли на нимилевой броне, распадаясь на тысячи мелких лебяжьих фигурок.

– Как ты мудр, Тсонос. Но ему, конечно же, потребуется сику…

Почему же ему кажется, что он горит в каком-то незримом и неведомом месте?

Что сделали с ним эти твари?

Сорвил следил за тем, как алебастровые уста Харапиора вкладывали в ухо Нин’килджираса один за другим неслышные – и зловещие, в этом невозможно было усомниться, – факты. Впрочем, понятно, что Чашевидный Чертог не так уж отличается от дворов человеческих королей и его раздирают конфликты и интриги подземного королевства, борьба за влияние и власть. Ойнарал не посчитался с необходимостью поддержать и так преувеличенный авторитет, но постарался подчеркнуть некомпетентность своего короля – как раб ставки, много превосходящей ту единственную монету, которой можно считать его жизнь. Поддержка со стороны владыки Килкуликкаса подтверждала наличие заговора.

И вся его надежда спасти Серву, осознал молодой человек, может исполниться только с помощью этих двоих нелюдей.

Бескровный, как гриб, король нелюдей восседал на Черно-кованом Престоле, глядя, как перерезают путы Сорвила. Молодой человек поднялся на ноги с прежним ощущением потери ориентации, опробуя суставы, приводя в чувство ладони. Собравшиеся ишрои и квуйя без всякого стеснения наблюдали за ним, черные глаза их поблескивали, непристойные доспехи искрились в магическом свете. Нотку безумия зрелищу добавляла полная схожесть их лиц. Тем не менее Сорвил обнаружил, что сумел узнать и остальных: Випполя Старшего, еще одного из числа бежавших из Сиоля и самого одаренного среди живущих куйя; Моймориккаса, долгое время именовавшегося Пожирателем Земли благодаря своей зачарованной дубине, что звалась Гмимира, прославленной Могильщице, выбивавшей саму почву из-под ног врага. Узнал он и других, причем с уверенностью, хотя из-за бледности и красоты они выглядели совершенно одинаковыми, а не просто похожими друг на друга. И в то самое время, когда одна часть его души распознавала отдельные личности, другая настаивала на том, что он имеет дело всего лишь с неведомой ему прежде породой шранков – созданной не по подобию обезьян или псов, но как здоровые и крепкие, хоть и искаженные люди.

С точки зрения сына Сакарпа – никак не менее чем подлинного сына Приграничья, – они не могли быть никем иным.

Блистательное собрание без малейшего предупреждения опустилось на одно колено.

– Наш дом обнимает тебя, Сорвил, сын Харвила, – провозгласил в унисон хор голосов.

Молодой человек обнаружил, что попросту знает ритуальный ответ… каким-то образом.

– Да снизойдет на вас… благодать…

Он закашлялся, ощутив, как его рот и горло пытаются произнести чуждые и незнакомые звуки… ощутив, как оскверняет он собственный речевой аппарат словами этого святотатственного языка. Ужас стиснул удушьем его гортань.

– Да обретете вы… все возможные почести?..

Что здесь происходит?

Он повернулся к Ойнаралу, своему сику, отчаянно нуждаясь в руководстве теперь, когда подневольность и принуждение покинули место сего безумного действа. Однако Владыка Лебедей уже отвлек внимание Ойнарала, возложив свои ладони на его женственные щеки и обеими руками повернув голову, как может мужчина повернуть к себе голову любимого ребенка. И хотя подобная снисходительность отталкивала младшего, глубинное чувство его одобряло жест, зная, как много подобных интимных подробностей хранит священная иерархия.

– Запомни случившееся, – шепнул Килкуликкас Ойнаралу.

Тот ответил высокому квуйя долгим взглядом, после чего, схватив Сорвила за руку, торопливо повлек его прочь от нелюдского короля и его подземного двора. Тонкая цепочка обращений последовала за ними, подчас резких и скрипучих, подчас жалобных, произнесенных тонкими голосами.

– Ку’кирриурн!

– Гангини!